Она поссорилась из-за Марии с мужем. Впрочем, она из-за многого с ним ссорилась. Он ненавидел ее обожаемых зверюшек и не упускал случая упрекнуть их в нечистоплотности.
– Если они вам не нравятся, можете убираться прочь! – заявила жена герцогу Йоркскому.
Какие-то твари были ей дороже мужа!
Однако принц Уэльский считал, что Фредерик мог бы заставить жену перемениться к Марии; и хотя тот горячо уверял принца, что справиться со строптивой герцогиней невозможно, между братьями впервые в жизни пробежал холодок.
Фредерик принялся мстить жене тем, что как можно чаще оставлял ее одну и завел новых друзей, с которыми предавался такому же дикому беспутству, как и до свадьбы, а принц Уэльский грустил, думая о том, что у него испортились отношения с любимым братом.
«И опять все сводится к Марии!» – говорил он себе… В памяти всплывали толпы людей, окружавших его экипаж… отголоски рассказов брата о его путешествии по Франции… он, принц Уэльский, мог бы стать образцом для подражания, если бы честь по чести женился на принцессе… у них были бы дети… Дети! Ему очень хотелось иметь детей. А каким другом ему был Фред! Ни у кого такого не было… Кто бы мог подумать, что случится подобная неприятность?
И все из-за Марии…
Подчас у принца мелькала мысль, которую он старался не подпускать слишком близко.
Мысль была вот какая: а стоит ли Мария всех этих жертв?
Принц попытался утешиться, отправившись в Брайтон. Он решил уехать ранней весной и не возвращаться до поздней осени. Принц наезжал в Лондон только в случае крайней необходимости, и почти весь год большинство комнат в Карлтон-хаусе было заперто. Мария постоянно сопровождала принца: она жила неподалеку от «Павильона». Принц очень много там перестроил и изменил, и дом был уже совсем непохож на старую развалюху, которую несколько лет назад подыскал принцу Вельтхе, – теперь «Морской павильон» напоминал восточный дворец. В отличие от жителей Лондона, брайтонцы относились к принцу как к своему королю – а к Марии Фитцерберт как к королеве.
Одним из любимейших развлечений принца были скачки… пока в Ньюмаркете не разразился скандал, резко положивший конец столь милому времяпрепровождению. За два дня до грандиозных скачек конь принца по кличке Побег потерпел поражение: его обогнали две плохонькие лошадки, поэтому во время скачек никто не пожелал ставить на Побега. И когда он без особого труда пришел к финишу первым, игроки были в полном замешательстве, а уж когда стало известно, что принц и его жокей Сэм Чифни баснословно обогатились на этих скачках, кое-кто принялся отпускать в их адрес нелестные замечания. В основном, правда, слухи касались не принца, а Чифни, однако в ходе расследования никаких махинаций обнаружено не было. Тем не менее сплетни не утихали, и раздраженный, униженный принц продал скаковых лошадей и перестал посещать скачки. Впрочем, несколько лошадей он себе оставил – для охоты, на которую ездил регулярно.
О скандале говорили по всей стране – к вящему удовольствию королевы, которая всегда радовалась, когда о ее старшем сыне рассказывали что-то дурное. Мария же вовсе не расстраивалась из-за того, что принц утратил интерес к скачкам – ведь именно там он делал большую часть своих долгов.
Зато оба они переживали, получая известия с материка: эти известия становились все печальнее, а узнав о казни французского короля, вся Англия похолодела от ужаса. В Брайтон сотнями приезжали французы, бежавшие из своей страны, и Мария с принцем единодушно решили оказывать им всяческое гостеприимство.
Когда принц услышал о том, что в Шорхеме находятся монахини, которым пришлось несколько дней плыть в рыбацких лодках по Ла-Маншу и они едва не погибли, принц договорился с Марией, что он перевезет их в Брайтон и временно поселит в «Пароходной» гостинице, а затем устроит их дальнейшую судьбу.
Принц и Мария собрали деньги для Монахинь, и когда после переезда в гостиницу бедняжки немного пришли в себя, принц навестил их.
Монашки не находили слов, чтобы выразить свою благодарность, с обеих сторон было пролито немало слез, однако принц действительно искренне им сочувствовал и впоследствии устроил их в Сомерсетский монастырь.
Беглецы из Франции появлялись в то лето в Брайтоне постоянно, и не было людей, которые с большей охотой оказывали бы им поддержку, чем принц Уэльский и Мария. Помощь несчастным сплотила их.
Прекрасную герцогиню де Нуайе, которой был в то время лишь двадцать один год, нашли лежащей без чувств на берегу. Мария взяла ее к себе и выходила. Принц горячо одобрил ее поступок, но затем Мария обнаружила, что его интерес к прекрасной герцогине становится слишком настойчивым, и тактично подыскала молодой даме жилье в Лондоне.
Принц часто задумывался о печальной судьбе беглецов и обсуждал причины революции с настоятелем Руанского собора и архиепископом д'Авранжем, которых он приютил в трудное для них время.
«Может ли такое произойти здесь?» – спрашивал себя принц, и улыбки брайтонцев казались ему еще теплее, чем раньше, да и приветственные крики звучали громче прежнего… Но правителям нужно постоянно ублажать своих подданных, ибо именно подданные решают, как долго правители будут оставаться у власти. Об этом никому нельзя забывать… А что он наделал? Он вызвал неудовольствие подданных тем, что женился на католичке. И если это всплывет на свет божий…
О, Мария, Мария! Чего я только не сделал ради тебя?
Принц иногда начал раздражаться, а Мария, знавшая о том, что он все чаще ей изменяет, нервничала и порой оказывалась не в состоянии сдерживаться.
По-настоящему серьезная ссора вспыхнула из-за юной леди по имени мисс Пейджет. Это была девушка из хорошей семьи, и Мария хотела ввести ее в высшее общество. В таком желании не было ничего удивительного. Мария ввела в свет дочерей многих своих друзей. Она любила развлекать их, любила общаться с молодыми женщинами.
Но затем Мария нашла на полу гардеробной письмо. И лишь дочитав его до конца, поняла, что адресовано оно принцу и не предназначалось для ее глаз.
«Мисс Пейджет сожалеет, – говорилось в письме, – что не в ее власти полностью выполнить желание Его Королевского Высочества, однако в столь деликатном деле нет и не может быть ничего, на что не пошла бы мисс Пейджет, дабы достичь цели, поставленной Его Высочеством, и тем самым способствовать его счастью. А поскольку в подобных делах важно соблюдать строжайшую тайну, то мисс Пейджет надеется, что, если Его Королевское Высочество снизойдет встретиться с ней во вторник у герцогини Камберлендской во время игры в таро, все можно будет уладить к вящему удовольствию Его Королевского Высочества».
Мария прочла это, и ее обуяла ярость. Смысл записки был совершенно ясен. Принц и раньше изменял Марии, но сейчас он затеял амурные дела под ее крышей, с девушкой, которая была ее протеже!
Однако Мария не высказала своих подозрений и на следующий день поехала вместе с лицемерной мисс Пейджет – игравшей роль невинной девицы столь искусно, что Мария даже усомнилась: а не пригрезилась ли ей вся эта история? – к герцогу и герцогине Камберлендским, которые приняли их очень радушно. Через некоторое время появился принц. Мария внимательно следила за ним; он не заговаривал с мисс Пейджет, однако их взгляды, похоже, встретились, и они без слов договорились о встрече.
Принц ходил среди собравшихся, щедро раздавая улыбки, болтал с Марией и, как всегда, был нежен и ласков, пока герцогиня не предложила перейти к карточным столам: пора было начинать игру. И тут принц внезапно оказался рядом с мисс Пейджет, они вошли в комнату и сразу же куда-то скрылись. Исчезновение столь видного гостя, разумеется, не могло пройти незамеченным, и присутствующие обменивались понимающими взглядами.
Вот как? Значит, очередная пассия принца – юная гостья Марии Фитцерберт? Бедняжка Мария! Что ей приходится терпеть от этого гадкого принца!
Мария не дала волю обиде во время игры в карты, но при первой же возможности распрощалась с хозяйкой и, не дожидаясь мисс Пейджет, вернулась домой на Пелл Мелл.