Сперва с недоумением, затем начиная понимать, я смотрел на то, что он показывал мне — это была разбитая бутылка из-под бургундского. Кровь, которую я видел на полу, была — соком винограда.
Надо ли объяснять, как это было? Эджворт, чтобы поддержать свое слабеющее мужество, осушил до дна графин коньяку и, вероятно, уже совсем охмелев, взялся за бургундское. В это время он споткнулся и опрокинул стол — этот шум и разбудил меня. В темноте, испугавшись, он кликнул меня; вероятно, хотел даже отворить дверь; но тут хмель одолел его: он свалился на пол и заснул, как убитый. И, падая, разбил бутылку. Еще чудо было, что он не поранил себя осколками.
На другой день он пытался восстановить свою репутацию рассказом о таинственном ночном госте. Но мы так осрамились и все так издевались над нами, что это было уже невозможно. В видах самозащиты, я рассказал о стуках, и это даже произвело впечатление. Но, когда осмотрели ставни, убедились, что от одного шалнера оторвалась длинная железная полоса, и буря стучала ею в окно.
И все-таки, когда я перебираю в памяти все произошедшее, я не могу удовольствоваться этим объяснением. Так жутко было в этой злополучной комнате; так отчетливо чувствовалось присутствие нездешних сил…
Кто знает, кроме естественного и простого объяснения, может быть, есть и другое…
Нелли Бриссет
ПРИВИДЕНИЕ ХИЛЬТОНСКОГО ЗАМКА
Когда я унаследовал титулы и поместья дяди моего, принца фон Такселя, первое мое чувство было неудовольствие и отвращение к положению, в которое я теперь попал и к которому, несомненно, природа меня вовсе не предназначала. Всю жизнь свою прожил я артистом-бродягой и по смерти своего двоюродного брата Эбергарта фон Такселя решил, что хотя титул и должен был по старшинству перейти ко мне, поместье и большой замок могут и, несомненно, будут оставлены по завещанию моей кузине Нетте. Под этим впечатлением я и присутствовал на похоронах моего дяди и ни разу в жизни не испытал я более неприятного сюрприза, как в тот момент, когда узнал, что на меня, Эбергарта Альмериуса фон Такселя, пала вся тяжесть поместий моих предков.
Но это было еще не худшим. В своем завещании мой дядя ясно указывал на благоразумие брака между мной и кузиной Неттой. Нетта была и есть прекрасная девушка, и я нисколько не сомневаюсь, что из нее выйдет отличная жена для кого-нибудь, но вовсе не желал сделаться этим кем-то. Я глубоко сожалею о том, что мой дядя, покойный принц, счел нужным поместить как меня, так и условие относительно Нетты в свое завещание, но нисколько не виноват в этом. Нельзя же требовать, чтобы я женился на Нетте только на том довольно сомнительном основании, что отец ее не желал, чтобы титул и поместья Таксель были разделены.
Однако, так как я не имею намерения жениться ни на Нетте, ни на ком-либо другом, об этом не стоит и говорить. Достаточно будет упомянуть, что я поехал в Хильтонский замок после того, как моя тетка и кузина покинули его, и поехал не особенно охотно; опасаясь одиночества огромного замка, я уговорил друга моего Макса Рейссигера составить мне компанию.
Хильтонский замок — живописное старое здание, некоторые части которого относятся даже к седьмому столетию. Там есть мрачная, посещаемая духами сторожевая башня, ров, темницы и картинная галерея способные привести в полный восторг любого археолога или антиквария, для меня же все эти красоты не представляют ничего привлекательного. Я признаю старинные стены и башни только в виде моделей для рисунков, и старым, посещаемым духам башням предпочитаю электричество и цивилизацию. Единственное, что доставляло мне некоторое удовольствие, была мысль о возможности пересмотреть находящуюся в замке библиотеку; и, так как это была одна из самых старинных библиотек в мире, содержащая несколько очень знаменитых произведений, я считал наилучшим осмотреть ее содержимое как можно скорей.
Итак, в следующий за моим приездом день я отправил Макса, который также был живописцем, и даже очень талантливым живописцем, в соседний лес делать наброски с натуры, обещая себе самому насладиться длинным днем в библиотеке. Первым делом надо было добыть ключ, а для этого мне пришлось пройти через одну из парадных спален. Это была большая темная комната с огромными висячими шкапами. Меня охватило любопытство осмотреть содержимое этих шкапов и я открыл один из них. Внутри его на вешалках виднелись дамские платья — странные старинные робы из полинявших материй с потемневшими вышивками. Они, по-видимому, отличались большой древностью и великолепно сохранились, но в виде этих старосветских одежд, хозяйки которых никогда уж больше не наденут их, было что-то до того жуткое, что я поспешно закрыл шкап и скорее отправился вниз в библиотеку. Здесь, действительно, представлялось зрелище, способное привести в восторг всякого любителя книг. Редчайшие старые издания, неоценимые рукописи, странного вида пожелтевшие фолианты и молитвенники, переплетенные в золото и украшенные драгоценными каменьями, лежали один поверх другого. Все это было перемешано и, принимая во внимание огромную ценность, поразительно дурно содержано. Я только что окончил осмотр большого ящика с книгами, который стоял в оконной нише, когда, оглянувшись кругом, заметил в одном углу комнаты своеобразный старый железный ящик, окованный и запертый странными бронзовыми украшениями, и, ничего не зная о нем, принялся открывать его. Крышка была очень тяжела, что же касается самого ящика, его невозможно было даже сдвинуть с места, что очень поразило меня, так как ящик был совершенно пуст. Внутренность была обложена медью, на которой виднелись рельефные виноградные листья, и, желая рассмотреть их получше, я положил руку на дно ящика и облокотился на нее всей тяжестью. К моему удивлению, я почувствовал, что что-то сдвинулось и, покачав обивку, убедился, что я дотронулся до пружины и что дно ящика вынимается.
Я вынул медную обивку, и под ней открылось маленькое углубление. В этом углублении лежал коричневый кожаный том с серебряными застежками. Я поднес его к свету, открыл его и заметил, что содержимое написано на тонком пергаменте и, в противоположность остальным фамильным рукописям, на древнегерманском языке. Я прочел несколько строчек, признаюсь, с большим трудом, потому что письмо было мелкое и стиль малознакомый мне, когда внезапно, к моему изумлению, мне стало ясным, что я читаю не что иное, как потерянные рукописи Альмериуса-алхимика, принца фон Такселя.
Альмериус-алхимик, быть может, самая интересная фигура в истории Такселя. Он правил в начале двенадцатого столетия и был замечательно умным человеком, с очень передовыми взглядами для своего столетия. Вполне естественно, что окружавшие считали его в союзе с дьяволом. В остальных рукописях нашего дома упоминается о том, что он написал историю принцев Такселя, но история эта считалась потерянной в течение многих столетий, то есть со времени смерти писавшего до того момента, когда я открыл тайну подвижной обивки ящика. На эту историю всегда смотрели, как на очень драгоценное произведение и утрата его считалась серьезным семейным несчастьем, потому что, по традициям, Альмериус проследил род Такселей гораздо дальше в глубь веков, чем даже мог себе представить кто-нибудь из позднейших историков, и половина тайн семьи, по слухам, содержалась в этой книге. Куда он девал это произведение, или не было ли оно уничтожено им, никто не знал; но подобно тому, как собственная его жизнь была тайной, оставалась тайной и участь его рукописи. Предание гласило, что однажды вечером Альмериус-алхимик вошел в библиотеку и заперся в ней, по своему обыкновению. На следующее утро комната все еще оставалась запертой и, так как на окрики перепуганных слуг не послышалось никакого ответа, двери пришлось взломать. Библиотека оказалась пустой, нигде не было видно ни малейшего признака беспорядка, и окна были все тщательно заперты с внутренней стороны.