— Все это крайне странно. — Лаура большим пальцем стирала влагу со своего бокала. — Не могу себе представить, каким образом помочи так подвели его.
— Наверно, он настолько сильно выпячивал грудь, что подтяжки лопнули.
— Тетя Софи, вы чудовище. — Лаура не могла сдержать улыбки. — Бедняга испытал такое унижение!
— Не говори!
Лаура огляделась в поисках белых перьев или бешено крутящихся часов.
— Вы случайно не произнесли какого-нибудь заклинания? — прошептала она.
— Я бы не осмелилась здесь ни на что подобное. — Софи смотрела мимо Лауры, крепко сжав губы. — Но меня так и подмывает… Если бы я не боялась, что посреди зала появится что-нибудь вроде перепуганного пингвина, я бы зашвырнула человека, приближающегося к нам, прямо на Северный полюс.
Лаура поморщилась.
— Филиппа? Софи кивнула.
— Похоже, что он сумел сохранить свое достоинство, а вместе с ним и изрядную дозу своей обычной надменности.
Лаура не стала оборачиваться к Филиппу, когда он подошел ближе. Эти драгоценные секунды ушли у нее на то, чтобы придать лицу невозмутимое выражение.
— Лаура, мне нужно с вами поговорить. Лаура поставила бокал на столик и повернулась к нему. Филипп был таким же невозмутимым, как всегда.
— О чем?
— Нам нужно поговорить наедине. — Филипп бросил взгляд на Софи. — Прошу у вас прощения.
У Лауры онемела спина и странный холодок проник в кровь, когда она попыталась представить, что именно он хочет обсуждать с ней. Пока Филипп вел ее к креслам, расположенным вдоль стен зала, она оглядывалась по сторонам в поисках Коннора. Коннор танцевал, грациозно кружа изящную Сару Синклер в вихре вальса.
Лаура обещала Коннору следующий вальс, последний, который ей позволительно разделить с ним сегодня.
Лаура следила за каждым его шагом, желая быть партнером Коннора в этом и во всех следующих танцах. Когда он держал ее в своих объятьях, весь остальной мир…
Филипп нарушил ее размышления:
— Я думаю, настал подходящий момент, чтобы огласить нашу помолвку.
Глава 22
Лаура отпрянула, больно ударившись о пальму в горшке. Растение закачалось. Она ухватилась за пальму, ударившись тыльной стороной руки о подбородок Филиппа, когда он рванулся вперед, чтобы подхватить падающее растение.
Филипп отступил назад, одной рукой выпрямляя пальму, а другой потирая челюсть.
— Простите, — прошептала Лаура.
— Все в порядке.
— Кажется, сегодня вечер происшествий.
Филипп поправил на себе жилет.
— Я считаю, что нет никакой необходимости вспоминать о том печальном инциденте.
Лаура пыталась придумать способ сбежать от него, уклониться от обсуждения предложенной им темы.
— О Господи, кажется, я порвала оборку. Простите меня, пожалуйста, мне нужно…
— Это подождет, — сказал Филипп, схватив ее за руку, когда она направилась было прочь.
— Но я действительно должна зашить, пока не расползлось дальше.
Филипп посмотрел на ее платье.
— Не вижу, где порвано.
— Порвалась моя… нижняя юбка, — прошептала Лаура.
Он нахмурился.
— Это подождет пару минут.
— Но я…
Он поднял руку, заставив ее замолчать.
— Я считаю, что мы должны сегодня объявить о нашей помолвке.
— Но отец…
— Он уже дал согласие. — Филипп улыбнулся, но его застывшая улыбка выдавала человека, которому вовсе невесело. — Должен сказать, что он весьма рад видеть нас супругами.
— Понятно, — прошептала Лаура. Ее сердце пронзил укол боли. Она давно знала, что отец хочет выдать ее замуж за Филиппа, и все же только сейчас поняла, что от судьбы не уйдешь, и эта боль понимания угрожала лишить ее последних сил.
— Я прикажу музыкантам протрубить в фанфары, и затем мы объявим о своих планах.
— Нет!
Филипп нахмурил черные брови, взглянув на нее.
— Нет?
— Я еще не готова. — Она прикоснулась к его руке. — Филипп, вы должны дать мне время.
— Время для чего, Лаура?
— Мы едва знаем друг друга.
— У нас впереди много лет, чтобы получше познакомиться.
Лаура смотрела на его ладонь, лежащую на ее руке, попытавшись представить, каким будет прикосновение к его голой коже, и отдернула руку, чувствуя, что желудок сжался в тугой узел.
— Я понимаю, Лаура, вас тревожит, достойны ли вы породниться с семейством Гарднеров — ведь происхождение вашего отца…
Лаура подняла на него глаза.
— Происхождение моего отца?
Филипп кивнул.
— Но уверяю вас, я решил, что из вас выйдет превосходная жена. В сущности, в вас почти нет ничего ирландского. Вы — как прекрасная мраморная статуя древней богини. Холодная. Равнодушная. Неприкосновенная.
Лаура удивленно посмотрела на него.
— Вы можете влюбиться в того, кто кажется вам холодным и равнодушным?
— Влюбиться? — Филипп нахмурился. — Я считал вас выше этих глупых женщин, которые настаивают на существовании какой-то таинственной страсти. Любой человек хорошего происхождения должен понимать, что подобных чувств следует избегать.
— Понятно. Итак, вы меня не любите.
Филипп лихорадочно задышал.
— Я восхищаюсь вами. Я уважаю вас. Я собираюсь до конца жизни окружить вас всевозможной роскошью. Как мне кажется, это все, чего может ожидать женщина от брака.
— Понятно…
Боже милосердный, и это все, что уготовано для нее в будущем? Неужели из ее жизни уйдут все времена года, кроме одного? Неужели для нее навсегда наступит вечная зима, а мечта о весеннем тепле так и останется мечтой?