Возлюбленная некроманта. Новый год по-ведьмински
Глава 1
— Ведьмы, где вас мётлы носят? — возмущалась я в переговорный камень, упрямо продираясь сквозь снежные сугробы.
— Верховная бдит, Есь, — мгновенно отозвалась угрюмая Купава.
— Заподозрила что-то, — вторила ей расстроившаяся Станислава.
— Накрылся наш шабаш! — Дарёна ругаться принялась.
— Да успеваем ещё, — как всегда попыталась всех успокоить Руслана.
— Ты сама-то где? — вопросила Стася.
И подруги замолчали, ожидая моего ответа.
А я остановилась, тяжело дыша и проклиная всё на свете, но особенно Дарёнку с её прекрасными идеями, оглядела тёмный заснеженный лес, в котором единственным источником освещения было парящее у меня над головой перо жар-птицы, поёжилась от холода и страха и так ответила:
— Не знаю, девочки. Тут деревья и снег кругом.
— Как неожиданно встретить их зимой в лесу! — едко прокомментировала Купава.
— Ты хоть в ту сторону идёшь? — судя по голосу, Дарёна уже не надеялась даже живой меня хоть разочек повстречать, не то что на праздник к магам в академию попасть.
Мы почему страдаем? Да потому что Верховная так сказала: нечего вам у магов делать! А Верховной слово — закон. И мы всё понимаем, но у нас с девочками этот учебный год — последний, потом, как экзамены сдадим, мы по лету все и разойдёмся по лесам, деревням, городам. Дай боги будем раз в десять лет на шабашах встречаться, но не то это уже будет. Мы уже станет большими, взрослыми, серьёзными и ответственными, а поразвлечься и повеселиться только сейчас вот и можно. А где же ещё этим заниматься, как не на балу у магов?
Так что слова словами, Верховную мы любим и уважаем, но едва она от нас отошла, Станислава мрачное прошептала: «Всё равно уйдём», и все с ней молча согласились.
И два дня пять ведьмочек ломали светлые головушки над тем, как бы нам и из-под надзора старших ведьм улизнуть, и на праздник к магам попасть, и за всё это по этим самым головушкам не схлопотать.
Действовать решили осторожно. Одна из нас, притворившись, что у неё голова разболелась, сослалась на слабость и ушла спать раньше обычного, а сама хвать метлу — и в окошко. И, никем не замеченная, скоренько через лесок наш Зачарованный пролетела, затем через весь Колдоград, у радушно распахнутых магических ворот приземлилась, метлу прутиком ивовым обернула и браслетом на руке повязала, а сама амулет переговорный магией напитала, да и выдернула подруг прямичком к себе.
Таков был план.
И затрещал по швам он аккурат за окошком, в которое переодевшаяся для праздника я на метле вынырнула.
Метла у меня была вот чисто ведьминская. Бывают мётлы нормальные, хорошие, послушные и о хозяйках заботящиеся. А бывают ведьминские.
Мы отлетели метров на сто всего, а потом эта гадина решила, что больно уж холодно на морозе, да во тьме лесной боязно.
— Шо ты встала? — зашипела я, взгромоздившаяся на неё прямо в бальном платье, из-за чего юбка испорчена была… бы, не будь я ведьмой и не знай пару хитростей. А так о платье не переживала, ну только ногам в туфельках холодно и неудобно было, но девчонки заявили, что «Потерпишь, ишь!», так что терпела, куда деваться.
А вот к очередной демонстрации характера своего летательного средства я не то чтобы не готова была, просто надеялась её избежать… Зря.
Дрянь общипанная встрепенулась, аки птыц намокший, вот только вместо капель воды стряхнула с себя меня!
— Ах ты гадина! — завопила я, уроненная моськой в сугроб.
Вскочила тут же, чувствуя невообразимый прилив бодрости от непередаваемых ощущений, вскинула руку, да сделать уже ничего не успела. Метла была гадостью, но не дурой, и в тот же миг, как меня спихнула, рванула обратно к зданию школы!
А я осталась! По колено в снегу в туфельках на каблучке, с задранной по самый пояс пушистой помятой юбкой, с завалившимся за шиворот и в вырез на груди снегом, растрёпанная, бледная, ошалевшая от происходящего и едва не плюющаяся проклятьями на все лады. Одна, посреди тёмного зимнего леса, сразу насквозь не замёрзшая лишь по причине наличия пушистой беленькой полушубки, а она с чарами согревающими, да тёплых чулочков с варежками.
Естественно, я посчитала операцию проваленной, о чём девочкам и сообщила, амулет достав. Но дамы изволили кутить и разгульничать, о чём сообщили уже мне через всё тот же амулет и чью-то мать.
Купава так и сказала:
— Мать! — помолчала и добавила. — Свою поминать жалко, твою… страшно.
Ну да, маму мою многие знали, а кто не знал, тот очень этому радовался.
И ведьмочки, ещё помолчав, решительно сменили гнев на жалобные уговоры.