— Тяжелый был день? — поинтересовался Рори. Он взял ее за руку и подвел к дивану. Когда Флоренс села, он устроился рядом, но отнюдь не посягая на ее личное пространство.
— Мм… тяжеловатый. Хотя могло быть и хуже. — Если бы только она не рассказала Рори так много о Джекобе и ее чувствах к нему! Она открыла не все, но больше, чем следовало бы, — однажды вечером, когда у нее было плохое настроение и Рори, чтобы как-то вдохновить ее, налил ей довольно внушительный бокал виски.
— Как твой брат? — Вопрос был задан беспечным тоном.
Да благословит тебя Господь, думала Флоренс. Рори так усердно старался не давить на нее, не выказывать ревности, воздерживаться от угроз. Но она догадывалась, что ему это стоило больших усилий, — потому что в тот самый вечер, когда она под воздействием виски плакала у него на плече, изливая душу, он признался ей в любви. Никто из них с тех пор вслух не упоминал о том признании, но Флоренс было ясно, что его чувства к ней не меняются.
— Нормально, — уклончиво ответила она. — Полностью вошел в роль, самомнения не поубавилось. — Она изучающе разглядывала светлую мерцающую жидкость в бокале, рассеянно отметив, что это вино вовсе не из ее крошечного "погребка". Рори — видимо, по случаю предполагаемого торжества — приобрел что-то очень изысканное и, по всей вероятности, дорогое. — Вообще-то, интервьюировать его оказалось не так уж и сложно. Он довольно подробно рассказал о своей работе над ролью в "Возлюбленной Немезиде".
— Но? — мягко допытывался Рори, не отрывая от нее напряженного взгляда ореховых глаз. Более напряженного, чем он хотел бы изобразить, догадалась Флоренс.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Почему ты решил, что есть какие-то "но"?
— Интуиция подсказывает, — усмехнулся Рори. — Я достаточно давно тебя знаю, чтобы читать между строк.
— Завтра мы продолжим интервью. Я получила хороший материал, но некоторые аспекты мы не успели затронуть.
Флоренс видела, что Рори борется с собой. Она на его месте немедленно потребовала бы объяснения относительно так называемых некоторых аспектов, но Рори не обладал ее напористостью. Очевидно, поэтому она избрала своей профессией журналистику, а он — компьютерные системы. Вместо того чтобы устроить ей допрос, Рори быстро кивнул и, втянув носом воздух, глянул на часы.
— Пожалуй, пора проверить, что там на кухне. Цыплята на этой стадии требуют особого внимания. А ты, если хочешь, прими пока ванну. Ужин будет минут через двадцать пять.
— Прекрасная идея. — Флоренс поднялась с дивана, опустошая свой бокал с вином. — Со всеми этими интервью, такси, писаниной совсем из сил выбилась. Пожалуй, действительно, помокну немного в гераниево-бергамотовой ванне. А потом, когда смою усталость, что-нибудь сварганю нам на десерт, да?
Взгляд Рори вспыхнул, но он мгновенно притушил огонь в глазах. Флоренс почувствовала укол вины. Рори возлагал столько надежд на сегодняшний вечер, а она все испортила.
Вернее, не она, а Джекоб, раздраженно думала Флоренс, закрывшись в ванной. Как хорошо он умеет пакостить людям, черт бы его побрал! По крайней мере, ей.
— Держу пари, дорогой братец, Мириель Брейдвуд ты никогда не портишь вечера, — сердито произнесла она, разбавляя воду в ванной ароматическим целебным маслом. — Наверное, из кожи вон лезешь, чтобы привести ее в восторг! Должно быть, как раз сейчас этим и занимаешься.
Флоренс раздевалась, вдыхая пары герани и бергамота, но была почти уверена, что целебные ароматы сегодня ей не помогут. Ничто не успокоит ей нервы. Вот если бы забыть о самом существовании Джекоба, тогда, возможно, ей удалось бы вздохнуть свободнее.
— Нет, это невозможно! — вскричал Джекоб Тревельян, швыряя сценарий, который вдруг превратился в какую-то древнемарсианскую рукопись. Он обладал почти феноменальной зрительной памятью, и заучивание роли для него всегда было детской забавой, но сегодня ему не удавалось усвоить ни строчки.
Вот когда хорошо быть курильщиком, угрюмо думал Джекоб. В такие моменты курильщики сразу оказываются в более выгодном положении, чем приверженцы здорового образа жизни. Затянешься поглубже ядовитым табачным дымом и успокаиваешься. В юношестве он одно время баловался дурманящей травкой — в знак самоутверждения, но с тех пор отказался от опасной привычки и теперь не мог прибегнуть к ней, чтобы нейтрализовать душевный разнобой. Голос и легкие — его главные орудия труда, и рисковать ими непростительно.
С алкоголем то же самое, уныло думал Джекоб. Многие из его товарищей по ремеслу находили утешение в спиртном. Сам он любил хорошее вино и пиво, как все мужчины, но вообще-то пьянство — не его удел. Хотя то, что его беспокоило сейчас, любого заставило бы потянуться к бутылке.
Не то, а та. Одна особа, по имени Флоренс Тревельян! Он вновь взял сценарий, нашел место, которое учил, и тут же его потерял.
Понимая, что в подобном настроении заучивать роль бесполезно, тем более что до следующих съемок времени полно, Джекоб решил, что все же выпьет чего-нибудь.
Босой, в махровом халате, он прошлепал в кухню без особой надежды найти там что-либо приличное, но, к своему удивлению, обнаружил в баре бутылку австралийского вина "Каберне Совиньон". Он откупорил ее и налил бокал. Откуда у него эта бутылка? Он вроде бы не покупал. Должно быть, Мириель. Она всегда делает ему подарки, всячески стараясь угодить, хотя он ее к этому не поощряет. Напротив, пытается — как можно мягче и тактичнее — убедить ее не делать этого. А ведь жизнь была бы гораздо проще, если бы он мог с легкостью принимать ее благодеяния, согласился вновь вернуться к ней. Но существовало некое препятствие. И сегодня он точно понял, что это за препятствие.
Вернее кто.
Джекоб вытянулся на диване — бокал в руках, сценарий рядом на полу, — закрыл глаза, и в воображении тут же возник образ Флоренс.
Боже правый, ну почему она еще красивее, чем он представлял? Крошечная фотография в журнале сыграла с ним злую шутку. Все, что волновало его в ней десять лет назад, теперь было отточено до совершенства, так что даже отдавалось во всем теле болью. В самом прямом смысле, криво усмехнулся Джекоб, туже затягивая на себе халат. Ему хотелось разразиться истерическим хохотом. При одной только мысли о ней с ним происходило такое. Во время интервью в его уборной ему потребовалось все актерское мастерство, чтобы скрыть, как она влияет на него.
Но она покоряла не только отшлифованной временем красотой и изысканным вкусом, который развился у нее с возрастом. Флоренс обладала ясным блестящим умом. Он это заметил еще в университетские годы, когда они общались. Сообразительная, проницательная, она была наделена критическим мировосприятием, органично сочетавшимся с восторженностью и максимализмом юности, за которыми оно пряталось, как некое взрывоопасное устройство, запрограммированное заявлять о себе в нужный момент. В рамки ее здравомыслия не укладывался только он. Джекоб Френч Тревельян. Молодой человек, заносчивый и самонадеянный, — в общем-то, по праву, учитывая его способности. Тем не менее перед девушкой, которая владела всеми его помыслами, он робел. И оттого ненавидел ее. И обожал. И желал до безумия.
Одна ночь. Это все, что ему удалось заполучить от нее. Даже не ночь. Несколько часов. А потом начался кошмар, при одной мысли о котором хотелось заползти под камень и умереть. На протяжении долгого времени только гордость — да еще то, что он, как и надеялся, действительно оказался хорошим актером, — позволяли ему держаться на людях с достоинством, сохраняя самообладание и невозмутимость.
И бедняга Дэвид, хороший парень, верный друг, тоже оказался втянутым в противостояние двух упрямых Тревельянов, став жертвой чужой страсти и предрассудков.
Джекоб в растрепанных чувствах вновь опустился на диван и глотнул вина, смакуя на языке жгучий фруктовый привкус.