И это все ради интервью? Кого она дурит? Флоренс плюхнулась на кровать, скинула туфли и почти сразу представила рядом с собой обнаженного Джекоба. Его тело поблескивает, мерцает, как тогда в отсветах пламени камина, когда он склонился над ней.
Очень уж ты красив, Джекоб, черт бы тебя побрал! Она в отчаянии перевернулась на спину и зажмурилась, словно это могло каким-то образом вытеснить из сознания его образ. С длинными волосами или короткими, юный или повзрослевший, Джекоб был неотразим. Во всяком случае, для нее.
Флоренс опять глянула на роскошное платье и задумалась о предстоящем вечере. Она ни при каких обстоятельствах не должна оставаться с ним наедине, да и платье это не должна бы надевать, если у нее есть хоть капля разума. Он уже испортил ей добрую часть жизни и едва не изменил полностью ее судьбу. Нельзя поддаваться его влиянию. Нужно держаться по-деловому и не терять хладнокровия.
Джекоб Тревельян — безжалостный эгоист, напомнила себе Флоренс. Возможно, он испытывает к тебе физическое влечение, Фло, и, скорей всего, не откажется удовлетворить свое желание, если ты проявишь уступчивость. Но ведь это все. Рассчитывать на что-то большее бессмысленно.
— Может, я и не стану тебя надевать. — Она вскочила с кровати и прошлепала к висевшему на плечиках платью. — Ты слишком тонкое и провоцирующее. — Флоренс вздохнула, испытав воистину чувственное наслаждение от прикосновения к изящному кружеву. — Пожалуй, вон тот панцирь будет более уместен!
Тем не менее, принимая ванну, делая маникюр и прочие необходимые приготовления, она уже знала, что наденет восхитительное платье Роуз. Из чувства противоречия и самоутверждения. Она редко бывала в свете, и, как правило, все ее появления на приемах и торжествах были связаны с работой. И, разумеется, ей ни разу не приходилось посещать столь помпезные мероприятия, где могли бы оценить творение Роуз Тревельян. Так что она не позволит никому, тем более Джекобу, лишить ее редкой возможности посиять, как звезда.
И мне абсолютно плевать, Джекоб, даже если ты поведешь меня в закусочную. Я все равно буду в этом платье!
Джекоб долго сидел над пустой кофейной чашкой, пока наконец не опомнился и не сообразил, что пора бы или заказать что-нибудь поесть, или двигать из кафе. Флоренс уехала, и отыскать ее след не представлялось возможным. Разве что зайти в салон и поинтересоваться у Роуз.
Идея заманчивая, но бессмысленная. Роуз, хоть и добрая душа, но в данной размолвке двух родственников встанет на сторону Флоренс. А это значит, что после его ухода она позвонит Флоренс и сообщит, что он расспрашивал о ней. А отношения между ними и без того накалены. И если Флоренс узнает, что он тайком следил за ней, это лишь подольет масла в огонь.
И тогда взрыва не миновать, думал Джекоб, оплачивая счет и присовокупляя к нему большие чаевые за то, что слишком долго занимал столик, почти ничего не заказав.
И Флоренс, между прочим, будет права в своем гневе. Если бы он обнаружил, что кто-то выслеживает его, ему это вряд ли понравилось бы. Да и кому такое может понравиться? Это же наглое вторжение в чужую личную жизнь, посягательство на свободу личности. Он удивлялся и ужасался своему поступку. Вот он, результат одержимости.
Упустив свою "добычу", Джекоб бесцельно шагал по набережной Челси, глядя на Темзу, словно искал в ее водах ответы на вопросы, которые и сам толком не мог сформулировать.
Черт возьми, что ему нужно от Флоренс?
Самый простой ответ — лечь с ней в постель, вновь ощутить под руками ее восхитительное тело. На протяжении всего этого абсурдного дня, пока он прятался за деревьями, ехал в метро, торчал в кафе, он пребывал в постоянном возбуждении просто оттого, что думал о ней.
Но, пожалуй, он не удовлетворился бы просто физической близостью. Он хотел гораздо большего. Хотел вернуться в прошлое, которого на самом деле не существовало. В то гипотетическое прошлое, в котором Флоренс, возможно, симпатизировала бы ему и они были бы друзьями, проводили бы вместе много времени, рассуждая о жизни, о мироустройстве, о проблемах — больших и малых. Он с тоской вспоминал тот краткий эпизод взаимного согласия и единодушия. Тот эпизод длился совсем недолго, но был преисполнен такой пронзительной гармонии, что даже не было нужды и разговаривать. Молодость и голод их тел выразили все без слов. Теперь они оба повзрослели, и он мечтал о беседе с ней — мирной, спокойной, обстоятельной. Невероятно, но факт. Словесное общение с Флоренс было ему столь же необходимо, как и физическая близость.
Что ж, возможность поговорить ему сегодня представится, думал Джекоб, глядя на воду: неяркие блики косых солнечных лучей на речной глади свидетельствовали о том, что день клонится к вечеру. В конце концов, именно для этого они и встречаются. Он только надеялся, что у него будет шанс затронуть во время интервью более интимные вопросы. Как это сделать, он еще не придумал, но в любом случае попытается. Больше так продолжаться не может.
А что потом? Кто знает? Даже леди Ньюхейвен, возлюбленная Неистового Джека, выступала его самым беспощадным критиком, пока не узнала его по-настоящему. А ведь история их отношений не выдумка.
Джекоб, приободрившись, энергично зашагал по улице, выискивая взглядом такси. Он еще не заказал на вечер столик и даже не думал, где они будут ужинать, поэтому сейчас, наблюдая за дорогой, он прокручивал в голове разные варианты. Нужно выбрать приличный ресторан, дорогой и не шумный, где они могли бы поговорить спокойно. Значит, надо позвонить кому-нибудь из обязанных ему знакомых.
Такси по пути не встречались — словно все сквозь землю провалились, — и он решил вызвать машину по мобильному телефону, который лежал отключенным (он так часто делал, когда хотел покоя) во внутреннем кармане куртки. Джекоб вытащил аппарат и нажал кнопку. Загорелась лампочка-индикатор, указывавшая, что кто-то уже в течение некоторого времени пытается дозвониться до него. Джекоб возликовал, сразу подумав о Флоренс — наверное, она хочет подтвердить их договоренность об ужине, — и тут же сник, вспомнив, что не давал ей этого номера, да и ее телефона не спросил. Он досадливо поморщился и ткнул другую кнопку, чтобы узнать, кто звонит. На экране высветился телефон Мириель. Им овладело дурное предчувствие.
Джекоб медлил, не решаясь перезвонить. На нем лежит ответственность за Мириель, виновато думал он. Недавно они вновь вели разговор о том, чтобы еще раз попытаться наладить совместную жизнь, и ему тогда эта идея казалась привлекательной. Теперь он так не считал.
— Джекоб? Джекоб, это ты? — раздался в трубке слабый голос, когда он все же набрал номер Мириель. — Я звоню тебе целый день. Почему ты не отвечал?
И в самом деле почему?
— Я отрабатывал французские сцены, Мири. А сейчас вышел прогуляться, чтобы развеяться немного. — По крайней мере, последняя фраза не была ложью. С реки донесся гудок проплывающего мимо теплохода, и ему пришлось объяснить, где он находится. — Что-то случилось? — уныло поинтересовался он, догадываясь, что Мириель, очевидно, в прострации. — Голос у тебя какой-то несчастный.
— У меня все хорошо, — ответила Мириель. Судя по тону, она была близка к истерике. — Просто чуть-чуть перебрала, и мне так одиноко… Я надеялась, что увижу тебя сегодня. Что мы побудем немного вместе… — К ужасу Джекоба, она разрыдалась. В трубке слышались отвратительные давящиеся всхлипы, перемежающиеся тяжелыми прерывистыми вздохами.
У Джекоба было такое ощущение, будто его разодрали надвое. Он должен бы навестить сегодня Мириель, но и Флоренс ему необходимо увидеть. Он всеми фибрами души тянулся к Фло, но пренебречь обязательствами тоже не мог.
— Мири? Ты не больна? — продолжал допытываться он, зная наверняка, что через несколько секунд ее слезы иссякнут. Судя по звуку, рыдания Мириель были не чем иным, как представлением, и тем не менее они душили его, усугубляя чувство вины. — Мири? Ответь мне! Что случилось? — спросил он опять, когда она затихла. Беспомощный, расстроенный, он до боли в пальцах сжимал трубку.