— Ты знаешь, куда ехать? — оживленно спросила Флоренс, стараясь не выдать голосом одолевавшей ее страсти. Это оказалось не легко.
— Пока да. — Он не отрывал глаз от дороги. Заметив выехавшую наперерез машину, он раздраженно сдвинул брови. — От Хендона по M1. Сколько, миль сто, наверное? — Он вопросительно глянул на нее. — А дальше будем вместе искать. Ты говорила, у тебя есть карты и определитель маршрутов?
Флоренс кивнула, извлекла из сумки органайзер и, постучав по клавишам, вскоре объявила:
— Семьдесят четыре с половиной мили по M1, затем на перекрестке № 19 сворачиваем на М6 и едем на запад.
— Понятно. Пока достаточно, — сухо отозвался Джекоб. Флоренс нахмурилась, вспомнив, как он всегда распоряжался, когда они группой в несколько человек выезжали куда-нибудь в его стареньком "ягуаре". Оставалось надеяться, что он несколько изменился с тех пор.
— Не беспокойся. Рычать я не буду, — пообещал Джекоб, будто вновь читая ее мысли. — Я теперь более уравновешенный.
— Это было бы кстати. — Флоренс посмотрела на часы. — Если верить органайзеру, до Пенрита ехать около пяти часов, если дороги не загружены и прочее, а дальше предстоит найти сам Марвуд-Крэг. До места, очевидно, доберемся уже затемно.
— Значит, сразу в постель?
— Джекоб! — укоризненно воскликнула Флоренс.
— Я не имел в виду ничего предосудительного, — возразил тот с лукавой улыбкой. — Ты вообще-то представляешь, где это находится? Говорят, глушь несусветная.
— Думаю, найдем как-нибудь. — Она постаралась придать голосу твердую уверенность, которой отнюдь не чувствовала. — Хлоя вместе с ключами передала письменную инструкцию. Там путь довольно четко обозначен.
— Мм, — скептически хмыкнул Джекоб с чисто мужским превосходством, чем в немалой степени разозлил Флоренс, но она не стала заводиться. Им трястись в одной машине почти триста миль, около пяти часов. Неблагоразумно начинать ссору, когда они и десяти миль еще не проехали. — Окажи любезность, Флоренс, — неожиданно попросил он. — Достань мои очки; они в бардачке.
Как мы милы, отметила про себя Флоренс, открывая ореховую крышку бардачка. Внимательны друг к другу, дружелюбны. Прямо семейная идиллия.
Мысль о браке с Джекобом привела ее в смятение. Она замешкалась и выронила его солнцезащитные очки на пол. Обругав себя за мечтательность, Флоренс, изогнувшись в три погибели, нашарила рукой упавшую вещь, подняла, проверила, целы ли темные стекла, и для вида протерла салфеткой.
— Держи. — Она вручила Джекобу очки. Тот сразу же надел их, сдержанно ее поблагодарив.
Позер! — с любовью думала Флоренс. Это были не те очки, в которых она видела его накануне. С круглыми стеклами, в блестящей металлической оправе, они чудесно гармонировали с его худощавым вытянутым лицом, безошибочно выдавая в нем кинозвезду.
— Послушаем музыку? — предложил Джекоб, чуть поворачивая голову в ее сторону.
— С удовольствием, — с готовностью согласилась Флоренс, очарованная его романтическим имиджем больше, чем смела в том себе признаться.
Джекоб вытащил из стереопроигрывателя компакт-диск, посмотрел название и, прежде чем Флоренс успела высказать свое мнение, вставил обратно и нажал на кнопку.
Вырвавшиеся из динамиков звучные аккорды наполнили все ее существо ностальгией. Нечто подобное она испытала, когда увидела машину Джекоба. Не в силах совладать с собой, Флоренс закрыла глаза и стала блаженно отстукивать ногой в такт мелодии.
Как и "ягуар", песня Джимми Хендрикса "Каланча" вернула ее в счастливую пору первых месяцев учебы в университете. Эта песня уже тогда считалась старинным шедевром, но, слушая ее теперь, Флоренс думала, что эта неумирающая музыка — источник вдохновения, возрождения, вечной юности. Она вселяла надежду. И в душе у Флоренс тоже вспыхнула искра надежды, глупой надежды на лучший исход, но на этот раз она не стала урезонивать свои фантазии. Отбросив всякие предрассудки, она принялась подпевать. Через секунду к ней со смехом присоединился Джекоб.
Они пели на протяжении нескольких миль, неуверенно подхватывая каждую новую песню и импровизируя без зазрения совести, когда не могли вспомнить слов. Слава Богу, что они в машине и она пристегнута к сиденью, радовалась Флоренс. А то слишком велико искушение изобразить из себя гитаристку. И хорошо, что звучит музыка. Исполнение дуэтом разряжало витавшую в салоне атмосферу агрессивности и сладострастия. К тому времени, когда Хендрикс допел свой альбом, Флоренс почти избавилась от нервного напряжения.
Джекоб обладал прекрасным певческим голосом. Еще одна грань его актерского дарования, думала Флоренс. Театр требует от актера виртуозного владения голосом, который должен быть слышен отчетливо в каждом уголке огромного зала. Неудивительно, что он и поет хорошо. Вполне мог бы стать рок-звездой, предположила она, искоса глянув на Джекоба, сосредоточившего свое внимание на дороге. Для этого у него есть все необходимое — эффектная внешность, пластика, обаяние, вокальные данные. А десять лет назад у него и шевелюра была соответствующая — длинные пышные волосы. Правда, с короткой стрижкой он выглядит не менее привлекательно. Черт бы его побрал!
После Хендрикса Джекоб поставил классическую музыку — Рахманинова, по просьбе Флоренс, — и, как ни странно, ощущение покоя не исчезало. На протяжении всего исполнения Второго фортепианного концерта оба хранили задумчивое молчание, но это молчание не было тягостным. Страстная волнующая музыка не нарушала поселившегося в душе умиротворения.
Когда начали сгущаться сумерки, Джекоб спросил:
— Ну что, сворачиваем на следующем перекрестке? — Он искоса посмотрел на нее.
Флоренс развернула карту, уточнила маршрут по органайзеру, и следующие несколько минут они обсуждали все "за" и "против" альтернативных вариантов. Органайзер выдал, что впереди их ожидает затор, но все сложилось более удачно, и вскоре они уже благополучно ехали по шоссе М6, двигаясь в северо-западном направлении через индустриальный Мидлендс. Небо темнело, и разговор постепенно пошел на убыль. Флоренс чувствовала себя неимоверно усталой; тело будто свинцом налилось. Она мало спала минувшей ночью, в сущности, по вине Джекоба.
— По этой дороге осталось немного, — некоторое время спустя сообщил Джекоб. Подвигав плечами, он поменял положение, усаживаясь поудобнее. — Еще музыку поставить или, может, вздремнешь?
— Вообще-то я не отказалась бы от чашки чая, — ответила Флоренс. Спать ей очень хотелось, но она решительно настроилась не поддаваться искушению. Она и так уже выказала перед Джекобом немало своих слабостей, а если еще и заснет в его присутствии, это будет окончательное падение.
— Прекрасно. Скоро станция обслуживания. Сделаем остановку, — твердо заявил он. — Мне тоже не мешает размяться.
— Мы должны вести машину по очереди, — сказала Флоренс, когда они вышли из автомобиля и зашагали к зданию станции. Если уж она устала, то что тогда говорить о Джекобе? Он и в самом деле способен подолгу сидеть за рулем? Она с тревогой взглянула на него.
— Не волнуйся, — успокоил он Флоренс, мгновенно перехватывая ее взгляд. Живой блеск его пронизывающих глаз не затушевывала даже яркая иллюминация станции. — Ты же знаешь, мой организм легко адаптируется к любым условиям. Потом, когда доберемся до коттеджа, может быть, сутки просплю, но сейчас я бодр и полон сил. — Он улыбнулся, и Флоренс поняла, что она, должно быть, хмурилась, выражая недоверие его словам. — Положись на меня, Фло. Уверяю, у меня сна ни в одном глазу.
Джекоб и впрямь выглядел свежо, будто всю предыдущую ночь проспал крепким сном, а не занимался первую половину любовью с одной женщиной и потом ухаживал за другой.
— Ну, раз ты настаиваешь — уступила Флоренс. — Но я все равно поставлю будильник, чтобы он звонил через каждые сорок минут. Если потребуется, сразу поменяемся местами.
Джекоб снисходительно глянул на нее и сказал:
— Ладно, пойдем! Ты, кажется, мечтала о чае?
Флоренс не была готова к тому, что их появление в переполненном кафетерии вызовет ажиотаж. Накануне, когда они встречались в Лондоне, Джекоб в своей неряшливой рубашке-куртке и темных очках полностью сливался с толпой, но сейчас он был лишен "защитного покрова". Рослый, видный, пластичный, он держался с импозантностью аристократа и потому мгновенно притягивал к себе взоры. Заезжие посетители один за другим поворачивали головы, провожая глазами мужчину в длинном развевающемся плаще, а он шагал мимо них твердой размашистой поступью.