Многие, разумеется, узнали его. От внимания Флоренс не укрылось, как встрепенулись сидевшие неподалеку женщины, когда они с Джекобом несли свои напитки к столику. Поначалу он заинтересовал их попросту своей неординарной внешностью, но, приглядевшись, они уже через десять секунд вспомнили, что прежде видели его — по телевизору. Флоренс вздохнула, задаваясь вопросом, сознает ли Джекоб, какое он производит впечатление. Наверняка сознает, сделала она вывод, но потом вспомнила, как он дружелюбно и отнюдь не кичливо беседовал со своими поклонницами у ворот телестудии. Слава не превратила его в законченного сноба.
Правда, если Джекоб и млел от своего успеха, внешне это никак не отражалось. Перекусывая, они тихо обсуждали следующий этап пути, при этом он неизменно сохранял серьезный и задумчивый вид, будто старался держаться в тени. И лишь выйдя из туалета, Флоренс заметила некоторую перемену в поведении Джекоба, отличавшую его от остальных путешественников. Он стоял у входа и в ожидании ее давал автограф какой-то девочке-подростку.
— Опять с поклонницами заигрываешь? — беззлобно съязвила она, когда они покинули кафетерий и страдающую от неразделенной любви юную воздыхательницу, с которой Джекоб мило побеседовал несколько минут, как и на днях с женщинами, ожидавшими его у ворот студии. Его поведение восхищало Флоренс, но желание подтрунить над ним оказалось сильнее.
— Мне приятно, что мою работу ценят, — невозмутимо отозвался он.
— Чушь! Тебе приятно, что ты объект вожделения! Что по тебе вздыхают. — Они как раз подошли к машине, и, пока снимали верхнюю одежду и перекладывали вещи, Джекоб ловко ушел от ответа, вернее не ответил вовсе. — Согласись, что я права! — вспылила Флоренс, раздосадованная его молчаливым отказом признать очевидное. — Тебе ведь нравится быть секс-символом?
— А тебе? — вопросом на вопрос ответил Джекоб, неожиданно помрачнев. — Разве тебе не приятно, что тобой восхищаются? — Он смерил ее наглым раздевающим взглядом. — Ведь ты восхитительна. На станции почти все мужчины пожирали тебя глазами. Клянусь!
— Опять несешь чушь, — холодно возразила Флоренс. Она не знала, как относиться к выдвинутому обвинению, да и вообще стоит ли верить словам Джекоба, но пререкаться с ним не было сил. — У тебя слишком живое воображение, Джекоб, — добавила она, устанавливая будильник на органайзере. Джекоб в ответ пожал плечами и завел мотор.
Флоренс откинула назад спинку кресла и отвернулась. Пожалуй, она все-таки поспит. Во всяком случае, это единственный способ избежать разговора с ним!
Все, остался я один, подумал Джекоб, глянув на спящую рядом женщину.
Они покинули станцию обслуживания чуть более четверти часа, а минуты четыре назад он обнаружил, что Флоренс дышит медленно, ровно и глубоко. В общем-то, он шутил, предлагая ей подремать немного, но сейчас видел, что она и в самом деле нуждалась в хорошем отдыхе. И Флоренс, несмотря на приглушенный рокот мощного мотора, спала крепко, как ребенок.
Интересно, что она делала оставшуюся часть ночи, после того как покинула его? В нем пробудилось чувство вины: ему следовало бы вовремя позаботиться о ее благополучии. Хотя, в сущности, он не переставал думать о ней, но подсознательно, потому что активная часть его сознания была прикована к истеричной Мириель.
Но теперь Мириель, слава Богу, в надежных руках и ему оставалось только надеяться на то, что эти руки помогут ей бороться с ее демонами более эффективно, чем это до сих пор удавалось ему. На всякий случай он оставил в клинике адрес коттеджа. Вряд ли стоило опасаться, что его станут искать там. Оснований для этого не было. Итак, бросив все дела, освободив себя на время от каких бы то ни было обязательств перед деловыми партнерами, — он даже агенту своему не сообщил, куда отправляется, — он теперь имел возможность спокойно сосредоточиться на усталой женщине, забывшейся подле него крепким сном.
На прекрасной женщине подле него…
Боже всемогущий! Как он мог согласиться на ее условие? Он, должно быть, тогда ни черта не соображал, в ужасе думал Джекоб. Он желает ее безумно. Прямо сейчас!
Словно школьник, с вожделением глазеющий на украденный леденец, он с наслаждением поглядывал на спящую Флоренс.
Флоренс порой — очень часто! — бесила его, приводила в ярость, давая понять, что считает его презренной тварью, но приходилось признать, что он очарован ею. И трудно сказать, какая она ему больше нравилась — спящая или бодрствующая. Пылкая, воинственная, в сознательном состоянии она воплощала собой дух противоречия, покоряя его воображение и своим блестящим умом, и невиданной ангельской красотой. А во сне она была преисполнена безмятежного покоя, как отдыхающий эльф, — поэма тишины. Он желал заботиться о ней, беречь ее сон и в то же время хотелось разбудить ее, спорить с ней до тех пор, пока их провоцирующие остроты не обернутся любовной близостью.
— О, Фло, — бормотал он себе под нос, — я обожаю тебя, но ты сводишь меня с ума!
Словно услышав его, Флоренс шевельнулась, хмурясь во сне. О нем грезит? Наверное. Вон брови сдвинулись ближе, чуть тряхнула головой. Она ругается с ним даже во сне, с улыбкой думал Джекоб.
Но его увлекла не только воображаемая борьба, которую она вела с ним во сне. Флоренс вновь шевельнулась, и Джекоб, заметив, как натянулся на ней ремень безопасности, почувствовал, что возбуждается. Он заставлял себя сосредоточиться на дороге, однако взгляд его то и дело возвращался к выпуклости ее груди, обтянутой тканью нелепой цветастой рубашки в гавайском стиле, в которой большинство женщин, наверное, смотрелись бы смешно, но Флоренс она только красила.
На дорогу смотри, идиот! — свирепо твердил себе Джекоб, представляя эту выпуклость обнаженной, прикрытой не яркой кричащей материей, а собственной ладонью. Его руки лежали на рулевом колесе, но он воображал, что гладит Флоренс. Хотелось остановить машину, перенести ее на траву у обочины и овладеть ею, утвердить свое право на нее, назло всем мужикам, с восхищением таращившимся на нее в кафетерии. Флоренс была так поглощена собой, что даже не замечала, какое впечатление производит на окружающих. А он видел, и это одновременно приводило его в ярость и наполняло гордостью. Не говоря уже о том, что он весь трепетал от вожделения, словно похотливый мальчишка.
Оставалось только надеяться и молиться, что в Марвуд-Крэге, или как он там называется, имеется ванная, где он мог бы подолгу принимать холодный душ. Иначе он просто чокнется!
Флоренс пыталась понять, что ее разбудило.
Она грезила о Прекрасном Принце, который обхаживал ее с рыцарской учтивостью. И в то же время это был какой-то опасный авантюрист, стремившийся совратить ее. Загадочный красавец поцеловал ее, и она узнала в нем Джекоба. Возможно, это и вывело ее из забытья.
С другой стороны, рассуждала она, глядя в окно, не исключено, что толчком послужила неожиданная остановка в ночи или завывание ветра, стук дождя по крыше машины, раскаты грома.
Но виноватое лицо Джекоба заставило ее усомниться в вероятности последнего предположения. Она открыла рот, собираясь обвинить его в дерзости, но тут вокруг засверкали молнии, сопровождаемые страшным грохотом.
— Замечательно! — вскричала она потягиваясь, чтобы отогнать остатки сонной вялости. — Синоптики ни о чем таком даже не заикались!
— Может, ты слушала прогноз погоды для Лондона? — сказал Джекоб, хмуро всматриваясь в лобовое стекло, заливаемое струями дождя. — Мы сейчас в трехстах милях к северу от столицы. Здесь климат другой.
— За кого ты меня принимаешь, Джекоб? — вспылила Флоренс. Ее раздражение усугублялось еще и тем, что она по-прежнему ощущала тяжесть в плечах и ногах. — Естественно, я слушала прогноз для всей страны.