Выбрать главу

В голосе Джекоба звучало запоздалое раскаяние, в то время как на экране капитан Джек Дарвиль мучился в окопах.

"Другим дарованы часы, дни, годы счастья, а у нас были только мгновения…"

Тихий ласковый голос Джекоба словно вторил действиям капитана Джека, уговаривающего напуганного юного солдата покинуть окоп, но Флоренс знала наверняка, что он думал не только о войне, когда озвучивал эти слова.

"Украденные прекрасные мгновения, словно цветы, чудом распустившиеся в грязи недопонимания и оскорбленной гордыни".

Завороженная образом Джекоба на экране, Флоренс не смотрела на сидевших рядом сестер, которые, должно быть, как и она, с волнением вслушивались в проникновенный голос. Но вот доступны ли их пониманию тончайшие нюансы того, что они слышат? Может, она и недооценивает их. Но даже если они и понимали, оторваться от Джекоба Флоренс не могла.

"Как бы сложились наши судьбы, сумей мы с тобой их соединить? Выдержали бы мы борьбу страстей?"

Капитан Джек вел своих солдат навстречу грохоту орудий и свинцовому дождю.

"Что бы это нам принесло? Радость? Горечь? Несчастье или полное поражение?"

Группу солдат заметили и подвергли обстрелу. Их ряды поредели… Обезумевший от страха юнец повалился на землю и отстал от своих товарищей. Капитан Джек, уклоняясь от свистящих пуль, бросился ему на помощь.

"Любовь моя, я все отдал бы за то, чтобы узнать это наверняка. Ад с тобой для меня желанней, чем рай с любой другой женщиной".

— Джекоб! О Боже, Джекоб, не надо!

— Эй! Флоренс… Успокойся! Это же кино!..

Флоренс, очнувшись то ли от сна, то ли от кошмара, обнаружила, что стоит на коленях перед телевизором, в ужасе прижимая ладони к мокрому от слез лицу. Сердце разрывалось от боли, будто в грудь ей колотили отбойным молотком. Роуз с Хлоей присели рядом. Старшая из сестер обнимала ее за плечи.

На экране солдаты несли Неистового Джека — Джекоба — в укрытие. Его тело было изрешечено пулями, голова и лицо залиты кровью.

Флоренс не могла остановить слезы, так же как растерянные солдаты не могли остановить бьющую из ран Неистового Джека кровь. Как, оказывается, это больно, что он никогда не узнает правды…

— Я должна была рассказать ему, — захлебываясь слезами, произнесла она, вытирая ладонями лицо. Ей хотелось отвернуться от телевизора, но сцена на экране притягивала ее взор, словно магнит. — Должна была сказать, что люблю его… Что хотела его ребенка… И сейчас хочу.

— Фло! Родная, прошу тебя, — умоляла Роуз. — Это же не Джекоб, это его герой. Джекоб жив и здоров!

— Пожалуйста, Флоренс, — вторила сестре Хлоя. — Тебе только кажется, что это происходит с ним, потому что Джекоб играет так блестяще. Если хочешь, пойди к нему и скажи обо всем. У тебя есть такая возможность.

Боль внезапно утихла, вернулось ощущение реальности. Флоренс быстро глянула на сестру и улыбнулась. Хлоя робко, почти как подросток, передернула хрупкими плечиками.

— Капитан Дарвиль! Вы слышите меня? — зазвучал с экрана умоляющий голос одного из солдат. Флоренс вновь уставилась в телевизор.

Джекоб, Неистовый Джек, находился в очень тяжелом состоянии. Неаккуратная повязка на голове, очевидно, прикрывала огромную рваную рану; белая материя уже пропиталась кровью. Джекоб шевельнул губами, пытаясь что-то сказать, но было видно, что он уже не в состоянии ни говорить, ни мыслить. Солдаты продолжали звать его, умоляя откликнуться на их зов.

Джекоб неожиданно поднял веки. Флоренс поразила необычайная синева его глаз. Они были даже ярче и прозрачнее, чем тогда, когда она глядела в них в момент любовной близости. И в то же время, как ни странно, Джекоб, казалось, не мог сосредоточить взгляд ни на собравшихся вокруг него актерах, ни на направленной на него кинокамере.

Он ослеп, думала Флоренс, хотя разумом понимала, что ослеп не Джекоб, а всего лишь персонаж, которого он играет. Но усвоить это было очень и очень трудно.

— Это ты, любимая? — едва слышно произнес Неистовый Джек, пытаясь сесть, но истерзанное тело не подчинялось ему. Склонившиеся над ним солдаты печально качали головами, предчувствуя конец.

Да… Я с тобой, молча отвечала Флоренс, отказываясь от борьбы за беспристрастное восприятие. Она стряхнула с себя руки Роуз и, придвинувшись к телевизору, благоговейно коснулась ладонью безучастной поверхности экрана, словно трогала окровавленное лицо умирающего возлюбленного.

— Я так рад, дорогая, что ты здесь… Так рад… — Неистовый Джек уже просто хрипел, но этот мучительный хрип был преисполнен откровенной радости и глубокой любви. — Я умираю… Да хранит тебя Бог, Возлюбленная Немезида, моя единственная любовь…

Мужчина на экране отвратительно засипел, захлебываясь кровью, дернулся, и взгляд его прозрачных синих глаз остекленел…

ГЛАВА 20

Неужто я и впрямь чокнулась? — спрашивала Флоренс у своего отражения в зеркале уборной на станции обслуживания, последней на шоссе М6 по дороге в Пенрит. Она направлялась в коттедж Марвуд-Крэг, поскольку полагала, что это — единственное место, где она может сочинить для Джекоба достойное извинение.

Роуз с Хлоей, разумеется, сочли ее сумасшедшей и заявили об этом без обиняков.

— В это время года там нечего делать! — воскликнула Хлоя. — Даже если не метель, все равно холодрыга жуткая. Да у меня и ключа нет. Разве он не у тебя?

Когда Флоренс сообщила сестрам, у кого остался ключ от коттеджа, те принялись настаивать, чтобы она позвонила Джекобу.

— О нет! Нет, нет, нет. Я еще не готова. Мне нужно время, чтобы обдумать, что сказать, — отказалась Флоренс, и Хлоя неохотно согласилась забрать для нее запасной ключ у матери.

И вот теперь, спустя несколько дней, Флоренс была почти у цели своего назначения — на последней станции обслуживания по пути в Марвуд-Крэг, где она, неожиданно запаниковав, решила сделать остановку. Вечерело. Флоренс знала, что магазины в Пенрите и деревне Марвуд-Крэг закроются к тому времени, когда она доберется до них, а ей нужно было запастись едой — хотя бы каким-нибудь мерзким бутербродом, который она могла бы просто проглотить перед тем, как завалиться спать, — и купить батарейки для фонаря. Если она помнит верно, в доме есть поленья для разведения огня, чем ей придется заняться в первую очередь по приезде. Но она же не может топить печь вслепую!

Из уборной Флоренс отправилась в магазин, где, все же не устояв перед искушением, помимо необходимых вещей купила также шоколад и журналы, в которых до этого намеревалась себе отказать: от шоколада поправляются, а журналы не дадут ей сосредоточиться на цели своего визита. В последний момент, поддавшись внутреннему порыву, она сунула в корзину с покупками последний номер "Современной женщины" — хотя дома у нее уже имелся экземпляр, — в котором была ее статья о Джекобе и весьма лестная для нее фотография.

Зима сковала дороги льдом, ехать было трудно, но ночь была ясная, светила полная луна, и Флоренс быстро восстановила в памяти маршрут, которым они добирались с Джекобом в Марвуд-Крэг пять месяцев назад. Правда, по мере приближения к обветшалому коттеджу ее все сильнее одолевали воспоминания.

Джекоб, безусловно, потерян для нее навеки, но Флоренс не хотелось, чтобы он думал о ней плохо. Она решила, что скажет ему правду о ребенке и своих чувствах к нему. Признание в последних, разумеется, нужно расценивать как проявление эгоизма, ведь отрицая, как прежде, перед ним свою любовь, она освобождала бы его от себя, давая ему прекрасную возможность забыть ее раз и навсегда. Но ей не хотелось, чтобы он ее забывал. Да и сердце подсказывало, что Джекоб будет счастлив наконец-то услышать из ее уст правду. Не исключено, что ее признание подвигнет его на ответную откровенность, и он поведает ей свои тайны, которые она желала бы знать. Вернее, подтвердит то, о чем она догадывается. Она понимала, что выбрала рискованный путь, потому-то и намеревалась тщательно спланировать каждый шаг.

Флоренс даже не заметила, как доехала до невзрачного старого придорожного знака, указывавшего направление к коттеджу. Погода была сухая, но дорога от этого лучше не стала. Флоренс нещадно трясло и подбрасывало на замерзших рытвинах, но верный "рено" продолжал храбро взбираться вверх по холму.