— Это Мертвый холм? — ближе к ночи выкрикнула она, наблюдая, как на горизонте показалось знакомое ей место. Сколько надежды было в её глазах и счастья. Она была уверена, что её возвращают домой!
Но…
На холме показался человек. Карета остановилась, и вот она узнала в нем Анградэ. Они остановились на вершине холма, и в сердце Амелии зародилось подозрение, что что-то не так.
Несколько минут тишины рядом с Анградэ повысили её волнение и непонимание. И появился даже страх, когда на горизонте показалась еще одна тень. Но… знакомая. Такая знакомая, что сердце защемило. Это не мог быть он, или…
— Лестат, — выдохнула она, когда свет луны коснулся лица ее мужа. — Лестат!
Вне себя от счастья она вскочила с места, но резко была усажена обратно грубой рукой. Встретившись с неприятно улыбающимся лицом Анградэ, Амелия поняла, что не всё так просто. Ей-то подумалось, что это пришли за ней, но…
— Лестат! Я здесь! — что есть мочи закричала она, выглядывая в окно кареты. Но он её не слышал.
А чем ближе подходил Лестат, тем больше расширялись глаза Амелии. Это был… он? Но… Что с ним такое?! Такой бледный! От бликов луны Лестат вовсе казался белоснежным, как снег! А эти скулы! Они никогда не были такими острыми — Лестат сильно похудел. Да и двигался, будто хромал; словно из его тела все силы были выкачены! Что же с ним случилось?
— Лестат!
— Не трать силы, — Анградэ поморщился от её крика, приложив ладонь к правому уху, будто это могло его спасти. — Он тебя не слышит. Просто сиди и смотри.
А что ей еще оставалось делать? Амелия села, но не переставала смотреть в окно.
Заметив Императора, Лестат остановился. То, что он так поздно его обнаружил, говорило о его состоянии не меньше, чем внешний вид. Он был слаб, как никогда, и зря не послушал Фрею, отвергнув ее предложение. Но он слепо надеялся, что скоро все станет как прежде, и ему больше никогда не понадобится причинять ей вред.
— Что вы здесь делаете? — спросил он Императора, вставая напротив него. И даже в таком состоянии он старался держать лицо при посторонних. Нельзя показывать свою слабость особенно при таких, как Император.
— Пришел собирать ласиницу в полнолуние, она нужна мне в одном заклинании. А вы? — был ему ответ, в который он ни разу не поверил. Трудно было представить, что Император лично собирает ингредиенты для зелий, а не посылает на такую работу слуг. Лестат нахмурился, стараясь понять мотивы Императора, но не мог. Никакого логического объяснения не приходило.
— Я здесь по той же причине, что и вы, — сдержанно ответил Лестат, — но вынужден попросить вас покинуть это место. Мне необходимо остаться одному.
— Позвольте сначала собрать немного, — попросил Император и, не дожидаясь разрешения, прошел к кустам ласиницы.
Лестат был не в том состоянии, чтобы возражать, но в ночной тишине можно было услышать скрип его зубов. Он буравил взглядом спину Императора и внимательно следил за каждый его движением. А он будто нарочно делал все медленно: срывал листочек и разглядывал его в свете луны. Если он ему не нравился, откидывал и повторял весь ритуал со следующим. По прошествии двадцати минут в руках Императора так и не осталось ни одного листа.
— Да вы издеваетесь! — вспылил Лестат, когда Император выкинул очередной листочек. — Вы всю ночь собрались проторчать здесь? Вот вам ветка, и проваливайте отсюда!
Лестат сорвал растение и буквально ткнул им в нос Императору, лишь бы он уже ушел. В любой другой ситуации он не позволил бы себе такого, но сейчас действительно был в отчаянии. И если Император ему помешает сегодня, следующего полнолуния придется ждать ещё месяц! А вдруг и тогда что-то встанет на его пути?
— Что вы себе позволяете? — спросил Император и надменно воззрился на Лестата, не принимая протянутую ветку. — Плохо выглядите. Неужели болезнь коснулась и вашей головы? Только из-за вашего состояния я прощу эту дерзость.
— Нет, это что вы себе позволяете? Мое состояние здесь ни при чем! — оскорбился Лестат. Ему стоило промолчать, ведь Император уже повернулся, чтобы уйти. Он наконец смог бы собрать эти проклятые травы, но глупая гордость взяла верх. — Это ваших рук дело? Поэтому вы караулите здесь и активно мешаете мне? Да, вы способны на это. Почувствовали опасность во мне?
Император резко замер, услышав его слова. На лице его отразилась победная усмешка, которую можно было увидеть из кареты, будто только этого он и добивался. Именно. Он провоцировал и ждал, когда же сорвётся Лестат и неосторожно нагрубит.
— Ты? Опасен? — засмеялся Император, убирая напускную вежливость. С резким взмахом руки он обернулся к Лестату, и тот отлетел под действием магии. — Мне ничего не стоит переломать все кости в твоём теле щелчком пальцев. А ты и не сможешь мне ничего сделать. Ты слишком слаб.
Но Лестат был и слишком горд, чтобы так легко принять поражение. Он ответил своим заклинанием, но оно разбилось о щит Императора, даже не успев подействовать. Чувствуя слабость во всем теле, он с трудом поднялся, но не желал смотреть снизу вверх на противника. Однако это заняло у него прилично времени, и Император успел приблизиться вплотную. Лёгкой подсечкой он опять опрокинул Лестата и приставил меч к горлу, чтобы он больше не шевелился.
— Мне даже магия не нужна, чтобы справиться с таким слабаком, — прошипел Император над ухом Лестата и выпрямился, бросая взгляд полный презрения на противника.
Как же мерзко себя чувствовал Лестат. Он слаб… Он действительно слаб и немощен. Ему не хотелось даже подниматься. Так бы и умер здесь, на этом холме, чтобы не позорить своим состоянием ни себя, ни свою семью. Но милая Амелия непременно ждала его где-то там, томящаяся в лапах неизвестного врага. И только мысли о ней заставляли Лестата выживать, пить кровь Фреи и пытаться найти выход.
Амелия зажала рот рукой, будто любой её крик мог кому-то помешать или, наоборот, спровоцировать на ужасные действия. Она слышала только Лестата, когда тот повышал голос. Она не понимала, что происходит. О чем шла речь. Лишь обвинения мужа. О чем он говорил? Если это была не встреча для передачи пленницы, тогда почему супруг оказался здесь совсем один?
И тогда началось это…
Она с ужасом в душе наблюдала за тем, что происходило на поле, когда Император задействовал магию. С первых секунд было ясно, что Лестат проиграет в этой битве. Он не в том состоянии. Неясная для Амелии болезнь охватила его тело, и некогда сильный боец и опасный противник сейчас казался дряхлым стариком. Не хватало лишь седых волос.
Когда же клинок коснулся горла мужа, Амелия чуть ли не вылезла из окна, но сильные руки Анградэ пресекли эту попытку, и ей ничего не осталось, как только кричать:
— Лестат, держись! Любовь моя, я здесь, услышь меня! Мы же связаны, прошу!..
Но он не слышал. Не придавали её слова ему сил; не было волшебного выплеска адреналина или геройства; добро сейчас не могло восстать, как в сказках, из собственного пепелища.
— Ты еще не поняла? — с усмешкой спросил Анградэ, рывком усаживая Амелию обратно на место. Она с распахнутыми глазами посмотрела на него. Не понимала. — Сейчас роли живодера и котенка примерили другие. Вы всё еще надеетесь на чудесное спасение, миледи? Так вот, вы довели Императора. Он потерял терпение. Как и я теряю терпение, когда вы не слушаетесь.
Он продолжил говорить, но Амелия будто не слышала его. Только видела, как губы шевелятся. Поняла. Теперь поняла.
С ужасом она перевела взгляд на холм, а ладошками она коснулась груди, удерживая сердце, которое до боли било по рёбрам. Он убьёт его, чтобы Амелия перестала надеяться. Это его план? Обрубить всю её надежду? Она думала, что да. Но неужели он не понимал, что, убив Лестата, он убьёт жизнь в ней самой!
Да даже если и так. Плевала она на всё. Жизнь в сердце Лестата — вот всё, что ей было нужно. Ради любимого она готова была на всё.
— Император, хватит! — Эти слова были намного тише, чем те, которые она кричала Лестату. — Хватит, умоляю вас. Я готова… я готова ко всему. — Будто в окне было её собственное отражение, или она просто не желала видеть победную улыбку на устах директора Огня — Амелия полностью вернулась в карету, до боли сжимая кожу в области сердца, опустила голову, и слезы градинами покатились с её щек. Это было не только признание его победы, но и прощание со своим любимым, со своими надеждами, со своей свободой… — Готова, Император… Но сохраните ему жизнь.