У стены другого здания, серого кирпичного коттеджа с изгородью из белого частокола и аккуратным садом, стоял старенький велосипед, а рядом, на подъездной дорожке, – допотопный автомобиль «моррис-майнор». Тропинка сузилась и снова пошла под уклон, с обеих ее сторон «ситроен» задевали высокие кусты, словно щетки на автомойке. Чарли почувствовала приступ клаустрофобии. За минувшие две недели кусты буйно разрослись. Ветка ежевики зацепилась за окно, и антенна зазвенела, завибрировала.
Из-за изгороди на них таращилась корова, стоявшая рядом со старой ванной, служившей ей кормушкой. Потом свет потускнел, потому что солнце закрыли сомкнувшиеся ветви деревьев, поднимавшихся по обеим сторонам. Среди деревьев качались провода, протянутые между телеграфными столбами, вдоль тропы. Чарли куснула ноготь. Слишком много она видела кинофильмов про стоящие особняком дома с оборванными телеграфными проводами.
Бен заскулил. Звук донесся словно издалека. Это было началом крайне необычного ощущения собственной удаленности от мира.
– Все нормально, малыш! Мы почти… – Она заколебалась. – Мы почти дома!
Дом.
Прошлой ночью, со своими скатанными коврами и опущенными занавесками, он был чужим. Печально. Печально, что тот или иной дом сегодня может быть твоим, а назавтра принадлежать совершенно чужому человеку. Все в прошлом. И невозможно вернуться назад. Мосты сожжены. Сегодня вечером дом номер четырнадцать по Апстедской дороге получит новых хозяев; здесь зазвучат новые голоса, новый смех, прольются новые слезы. Хозяева, по всей вероятности, изменят цвет парадной двери и замостят ближний сад, и они с Томом будут проезжать там через пару лет, но вряд ли привыкнут к этому.
У следующего поворота дорожка была усыпана обрезками ветвей, покрытых листьями, и побегами ежевики. Кустарник аккуратно, гладенько подстрижен. На очередном уклоне дороги невысокий мужчина в твидовой шапочке, опустив электрические ножницы, прижался к изгороди, чтобы дать Чарли проехать. Она помахала мужчине в знак признательности, а Бен на него залаял.
Когда они остановились, Том с натугой вытаскивал из багажника «ауди» холодильный сундучок, в то время как мебельный фургон осторожно протискивался между столбами ворот. Выбираясь из машины, она услышала шум воды, падающей на мельничное колесо. Возбужденный Бен носился без толку туда-сюда.
Открыв крышку картонной коробки, Чарли увидела, что липкая пленка с отверстиями, накинутая на горловину шара-аквариума, на месте и Гораций оживленно плавает взад-вперед. Камень упал с ее сердца. Если бы во время переезда рыбка умерла, Чарли приняла бы это за дурное предзнаменование.
Двигатель мебельного фургона громко застучал, а потом затих. Воцарилась тишина, если не считать шума падающей воды. Под горячим солнцем стих ветерок. В отдалении проблеяла овца; донеслись два слабых хлопка, вероятно от выстрелов из дробовика. Выводила трель неизвестная птичка. Ноги Чарли хрустели по гравию. По гравию в ее дворе. Бен снова залаял.
Хлопнула металлическая дверца. Послышались голоса. Резко взлетел шмель, и Чарли отшатнулась. До нее донесся жизнерадостный голос Тома:
– Ребята, пивка никто не хочет?
Чарли подошла к ручью. Всего-то около трех футов шириной и, наверное, два глубиной, так что его можно без труда перепрыгнуть. Сквозь быстро текущую воду, чистую и свежую, вырисовывалось устланное галькой и круглыми камнями дно. Тень птицы промелькнула над ручьем.
– Хорошо бы войти туда? – раздался чей-то голос.
С шипением открылась банка с пивом. Чарли смотрела на противоположный берег, на аккуратный участок.
Конюшни.
Это слово возникало каждый раз, когда Чарли приезжала сюда, всплывая из темных, недосягаемых глубин ее сознания, и будто дразнило.
Душеприказчики Нэнси Делвин вывернули все электрические лампочки, даже на потолке.
– Ублюдки! – сердито сказал Том и укатил в деревню поискать магазин электротоваров.
Устроив себе перерыв на обед, грузчики уселись с сандвичами у ручья. Чарли отнесла аквариум с Горацием в дом и осторожно поставила на сушильную стойку.
– Ну как, нравится тебе новый дом? – Поджав губы, она глядела на кремово-желтые стены. – Думаю, нам надо их перекрасить. Есть какие-нибудь предложения?
Она прошлась по дому, скрипя резиновыми подошвами по незастеленному полу. Без мебели комнаты казались меньше и темнее, потолки выглядели ниже. Светлые прямоугольники на стенах отмечали места, где висели картины или стояли шкафы. Это напомнило ей фильм о Хиросиме, на который ее водила в детстве мать. Там показывали тени на стенах – оставшиеся от людей, чьи тела испарились после взрыва атомной бомбы.
Чарли забралась по крутой лестнице в мансарду. Сквозь пыль, висевшую в воздухе словно снеговая завеса – отчего она почувствовала щекотание в носу и горле, из единственного маленького оконца пробивались лучи света. Стоял неприятный гнилостный запашок. Единственным звуком в жутковатой жаркой тишине комнаты было резкое «тук-тук-тук» капель воды, с интервалом в полсекунды падавших на какой-то металлический предмет. Коробки с хламом, покрытые пыльными газетами, отсюда уже убрали. Когда Чарли подходила к окну, пол из жестких досок прогибался, распрямляясь потом с тупым треском, так что в воздух поднимались маленькие клубы пыли.
Больше всего пыли от человеческой кожи.
Рок. Мысли о чем-то роковом постоянно роились в ее голове. Возможно, это было связано с переездом. Переезд был второй из самых больших травм в ее замужней жизни. Или третьей. Что-то в этом роде говорил ей Том.
Из окон открывался отличный вид на пруд. Примерно в двух милях за леском и ниже, в долине, на дальнем берегу ручья, виднелась крыша какого-то большого дома с дымовыми трубами.
Все должно устроиться. Том прав. Здесь очаровательно. Очаровательно и спокойно.
Какая-то тень пересекла стену, словно кто-то прошел за спиной у Чарли. Она обернулась, но мансарда была пуста. «Наверное, мимо окна пролетела птица», – подумала она. Хотя вообще-то тень прошла в другом направлении. Чарли забеспокоилась и шагнула влево, вправо, убеждаясь, не ее ли это тень.
Треск над головой напугал Чарли, но щебетание птицы успокоило ее. Закричал мужчина, его голос был едва слышен. Другой ответил ему. Снова щелкнула доска пола, будто кто-то наступил на нее. Чарли огляделась. Наверное, доска просто встала на свое место после того, как она прошла по ней, сообразила Чарли, все же поспешно покинув мансарду.
Когда она спустилась на площадку первого этажа, несколько глухих стуков эхом быстро разнеслись по дому.
Дверное кольцо.
Чарли поспешила к входной двери. За ней стоял высокий мужчина в запачканном рабочем халате с изношенным воротником и истрепанным галстуком. Чарли предположила, что ему лет сорок с небольшим. Несмотря на неопрятную бороду, растрепанные волосы соломенного цвета и запавшие щеки, Чарли сразу понравилось его лицо: в нем угадывался человек, на которого можно положиться, и к тому же благородный: в нем было что-то от русского аристократа. В его жгучих и проницательных глазах проглядывало озорство.
– Я Хью Боксер, ваш сосед. Решил, что неплохо бы зайти к вам и поздороваться. – Его голос звучал непринужденно и вежливо.
Она протянула ему руку:
– Чарли Уитни.
Он обтер свою запачканную ладонь-клешню о штанину брюк и основательно сжал ее руку.
– Добро пожаловать на нашу улочку.
– Спасибо. – Она улыбнулась. – А где ваш дом?
– Да вот этот амбар. Амбар Тадвелла.
– Со старыми автомобилями?
Когда он улыбнулся ей в ответ, лицо его сморщилось и кустистые брови приподнялись.