Один из самых лихорадочных приступов этого повышения показателей пришелся как раз на XVI съезд партии. По одной из ныне известных версий, еще накануне съезда Сталин с Молотовым явились в Совнарком и потребовали, чтобы все цифры плана в целом были удвоены. Никто уже не решался им возражать…
Понятно, что сельское хозяйство в такой «передовой» стране никак не должно отставать от промышленности. И 5 января 1930 года вышло Постановление ЦК ВКП «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Главные сельскохозяйственные области и даже целые республики теперь предполагалось коллективизировать не за пятилетие, а в ближайшем году. Как «гнилую теорию», Сталин отвергал возможность развития этого процесса «самотеком». Колхозы и совхозы следовало «насаждать» в деревне извне, со стороны «социалистического города», по отношению к которому крестьянин уже не будет испытывать «зверского недоверия». Так начался период перехода к массовой и принудительной коллективизации.
Много позже, в 1942 году, Уинстон Черчилль спросил у Сталина, много ли жертв потребовала коллективизация. Сталин вскинул вверх руки с растопыренными веером пальцами. Что он хотел этим сказать? Много, очень много? Или приблизительная цифра — 10 миллионов погибших? По данным западных историков, эта кампания организованных репрессия и голода стоила русскому народу 20 миллионов жизней.
Но всего этого Мария Спиридонова просто не знала.
…Иванов сухо простился и исчез за поворотом тропинки, за кустами лавра и густой крымской акации. Спиридонова стояла, крепко сцепив перед собой руки и смотрела куда-то в пространство. Саня Измайлович, не проронившая ни слова за всю беседу, подошла к ней и успокаивающе погладила по руке:
— Ну, будет, Марусенька, будет. Пошли домой.
Та вздохнула, словно очнулась:
— Пошли.
Почти всю обратную дорогу они молчали. И лишь уже войдя в парк, Мария вдруг резко остановилась, повернулась к подруге:
— Я поступила правильно, как ты считаешь? Твое мнение?
Саня не колебалась:
— Да.
Подумала и повторила:
— Да. Ты во всем права, Маруся. Жаль, конечно, нашего прошлого… Жаль, что мы ошиблись, не рассчитали… Жаль…
Саня не договорила, но Мария ее поняла. Слишком многое было принесено в жертву борьбе, которая теперь казалась не только проигранной, но и бесполезной. Жаль… Не то слово!
Спиридонова провела рукой по лицу, словно отгоняя мрачные мысли. Что же делать, если родились они под такой несчастливой звездой. Судьба была к ним до сих пор слишком жестока, лишив любви, молодости, красоты, не дав даже крохи обычного человеческого счастья. Но, может быть, теперь она получила необходимые жертвы и наконец сжалится над двумя уже немолодыми усталыми женщинами? Пусть эта жестокая судьба оставит им хотя бы веру, что жизнь прожита все же не зря. Большего они и не просят…
— Знаешь, мне что-то не хочется идти в дом, — негромко сказала Мария. — Давай посидим немного здесь, у крыльца.
Саня охотно согласилась:
— Давай.
Вечер был теплым, чуть заметный ветерок приятно холодил лицо после горячего дневного солнца. Розы на клумбах, словно стряхнув с себя дневную истому, наполняли воздух густым тягучим ароматом. К запаху роз примешивался то ли запах нагретых солнцем кипарисов, то ли еще какой-то — чуть горьковатый, тонкий, еле уловимый за ароматом роз…
— «Лимонами и лавром пахнет воздух»… — неожиданно сказала Саня.
— Что?
— Помнишь, у Пушкина в «Дон Гуане», — улыбнулась Саня и тихо процитировала:
Лимонами и лавром пахнет воздух, И сторожа кричат протяжно «Ясно»…
Мария недоумевающе взглянула на нее:
— Нет… Не помню.
— Ну как же! Это Лаура говорит Дону Карлосу.
Мария наморщила лоб:
— Нет… А как там дальше?
… А далеко на севере, в Париже,
Быть может, небо тучами покрыто,
Холодный дождь идет и ветер свищет…
Саня тряхнула головой:
— Мама моя очень любила «Маленькие трагедии». И Катя… Моя сестра Катя всегда читала их нам вслух, когда мы собирались вечером в гостиной. Мама, отец, когда бывал дома, сестры. Но читала всегда Катя. Она все-таки старше нас. То есть была старше…
— Пушкина читали, — задумчиво повторила Мария. — Пушкина… А еще что?
Саня засмеялась:
— Новые сочинения графа Толстого. Романы Тургенева. Словом, все как положено.
Мария поморщилась:
— А Катя что же, тоже любила Тургенева?
— Да нет, не очень. Тургенев — это мамино. А Катя любила Шиллера. Она вообще одно время сильно увлекалась театром. Даже выступала в любительском спектакле.