— Вы некрасивы? — Эллиотт наклонил голову и пристально всмотрелся в ее лицо. — Сейчас ни одна леди не смотрелась бы лучше вас. Я воздержусь от суждений. — Он посмотрел весело, в ее душе все перевернулось. Те же глаза что v Рейфа, только посажены глубже и смотрят пристальнее. Одни глаза Рейфа были способны соблазнить ее. Не надо было никаких слов. От этих глаз у нее перехватило дыхание. Белла поразилась тайной силе их воздействия. — Извините, сейчас не время для легкомысленных разговоров. — Эллиотт снова стал серьезным. — Очевидно, вы обнаружили, что ошиблись в нем. — спросил он с сожалением, но без удивления.
«Должно быть, он знал, что его брат повеса», — подумала она. Однако говорил о нем с любовью. Этот несчастный мужчина переживает смерть близкого человека. Она не могла излить перед ним гнев и недовольство. Дела и так обстояли скверно. Ему ни к чему выслушивать подробности.
Белла подумала, что ей станет дурно. Она слышала, что с беременными женщинами по утрам случается тошнота, а затем постепенно проходит. Она действительно большую часть времени чувствовала подступающую к горлу тошноту, быстро уставала и постоянно испытывала жажду. Отчаянно хотелось в туалет. К груди было больно прикасаться, ноги и спина болели. До родов оставалось шесть месяцев. «Извини, дитя, — сказала она про себя. — Это не твоя вина». Она коснулась расстроенного живота, тот был столь же плоским, что и прежде.
— Вам плохо. Мне следовало позаботиться о прохладительных напитках, но эта новость застала меня врасплох. Наверное, надо принести чай? И печенье? Моя кузина Джорджи говорила, что это помогает при тошноте.
Эллиотт оказался сообразительным. И добрым. Он в самом деле таков или ему просто надоело, что беременной несчастной женщине стало плохо в его кабинете? Белла широко раскрыла глаза и принялась изучать его худое лицо. Он тоже смотрел на нее. Не улыбался, казался уставшим и довольно угрюмым. Он не только потерял брата, на его плечи легло множество забот, а тут еще она с неприятными новостями.
— Благодарю вас. Это было бы весьма кстати — Как успокаивала вежливость или хотя бы ее внешнее проявление. В душе ей хотелось рыдать и кричать. Рейф умер, ее дитя осталось без отца, а она не могла вернуться домой. Поможет ли ей этот мужчина, или его доброта исчерпывалась чаем и печеньем? — Здесь ведь… вы женаты? Если леди Хэдли…
— Я не женат. — Растаяла надежда на поддержку в лице сочувствующей женщины. Вопрос Беллы либо ее видение брака, видно, позабавил его. Наверное, он такой же повеса, как и брат. Но вряд ли может навредить ей больше, чем тот.
Эллиотт Кэлн дернул за шнурок звонка и ждал. Видно, чувствовал себя хорошо в образовавшейся паузе. Он привык жить в одиночестве или же отчаянно соображал, как поступить с ней, потратив как можно меньше денег и избежав скандала?
Вошел, улыбаясь, дворецкий. Кто бы он ни был, Белла поняла, тот не подвержен дурному настроению. В уголках глаз от смеха собрались морщинки, улыбка не просто дежурное проявление вежливости.
— Хенлоу, пожалуйста, отведите мисс Шелли к миссис Найт. Ей понадобится спальня, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть. Велите принести ей чай и печенье. Мисс Шелли, встретимся за ужином, который у нас подают в семь часов. Мы здесь живем как принято в провинции.
— Благодарю вас, лорд Хэдли, однако не могу остаться здесь, это не совсем…
— Прилично? Да, вы действительно не можете остаться здесь. — Эллиотт снова улыбнулся, будто перед ним все еще леди, а не падшая женщина, брошенная братом, не сможет использоваться словами, которые Рейф обрушил на нее. Они ранили, точно острые лезвия. Мы поговорим об этом за ужином.
Эллиотт устроился с книгой, которую даже не пытался читать, у камина в маленькой столовой. После разговора с Беллой ему захотелось покинуть кабинет, где царила тяжелая атмосфера, порожденная несчастьем и отчаянием. «Боже, Рейф. Что ты натворил на этот раз?» Многие годы, всю подростковую и взрослую жизнь, он надеялся, что старший брат исправится, станет тем, кем, по глубокому убеждению Эллиотта, должен стать.
Ему хотелось любить брата, как это было в детстве, но никак не удавалось преодолеть барьер презрения, который Рейф воздвиг перед ним. Он знал, что тот швырял деньги, вел разгульный образ жизни, бегал за женщинами. Его беспокоило здоровье Рейфа. Он пытался заговорить с ним, когда они случайно встречались в городе, но брат всегда поджимал губы и проходил мимо.
— Ты прожигатель жизни, — с издевкой говорил тот. — Спорт, стройная фигура, приятельские отношения, пока вы боксируете, вышибая друг другу мозги, пустая трата времени на скачках. Но, забывая о мышцах и лошадях, ты так серьезно увлекаешься своим чертовым имением и репой, что мне приходит в голову, будто я имею дело с незаконнорожденным сыном фермера Джорджа. Никогда не думал, что сам король заглядывает под юбки нашей матери, однако…