Это был уже пятый вердикт за утро, и до конца дня предстояло рассмотреть еще полдюжины дел. Присяжные собрались в углу и стали переговариваться, оживленно жестикулируя. Они говорили шепотом, но почти все было слышно. То и дело кто-то из них выкрикивал: «Виновен!», «Ублюдок!», «Сурово наказать!».
Спустя три минуты старшина присяжных, похожий на средневекового алхимика мужчина с живыми карими глазами за толстыми стеклами очков, одетый в помятый костюм и заляпанную спереди рубашку, встал и торжественно объявил:
— Мы считаем Пампкина О’Дула невиновным в краже со взломом.
Подсудимый завопил от радости; на его круглом лице расцвела улыбка — от уха до уха, — и он с энтузиазмом пожал Джеймсу руку. Зрители криками выразили свою поддержку вердикту и сочувствие Пампкину.
Вдова встала и поспешно вышла из зала. Ее проводили улюлюканьем. Любовнику пришлось догонять ее вприпрыжку.
Секретарь суда отдал часы — предмет разбирательства — Джеймсу, который, в свою очередь, протянул их своему клиенту.
— Жюри поверило, что отец сам хотел отдать их тебе, — сказал защитник. — Но теперь постарайся держаться подальше от неприятностей, Пампкин. И не вздумай завтра же отправиться продавать эти часы.
Пампкин моргнул.
— Часы — это самое меньшее, что старик мог для меня сделать, вы же понимаете?
«О да, понимаю. Но я-то не получу от отца даже чертовых часов», — мысленно усмехнулся Джеймс.
Молоток судьи Батуэлла стукнул, и подсудимого вывели из зала. Джеймс кивнул Абрамсу, чье раздражение из-за проигрыша было очевидно. Губы прокурора сжались, а во взгляде не было ни капли дружелюбия. Абрамс отвернулся и стал готовиться к новому делу. В Олд-Бейли не теряли ни минуты.
Джеймс собрал бумаги и направился к выходу из зала, чувствуя, что взгляды зрителей на галерее прикованы к нему. Нечасто защитником в суде по криминальному делу выступал барристер, и еще реже ему удавалось выиграть дело у обвинения.
Он уже подошел к двери, когда откуда-то сзади раздался голос:
— Одну минуту, мистер Девлин.
Джеймс обернулся и посмотрел на пожилую женщину, сидевшую в последнем ряду. Одетая в серое платье, украшенное крупной брошью из оникса, напоминавшей паука, она сидела на деревянной скамье очень прямо, сложив руки на коленях.
Этого не может быть, подумал он.
Но тут до него донесся аромат ее духов — этот резкий сладкий цветочный запах невозможно было спутать ни с каким другим.
Вдовствующая герцогиня Блэквуд.
— Что вы здесь делаете? — поинтересовался Джеймс.
— Вот, значит, как ты приветствуешь собственную бабушку?
Он сухо и цинично усмехнулся:
— Я не видел вас много лет, так что… да.
На лице герцогини появилось выражение оскорбленной добродетели. И еще вымученной терпимости.
— Ты, как всегда, грубо прямолинеен.
— Почему вы здесь?
— Я принесла тебе печальные вести. Твой отец умер.
Джеймс замер. Его не должно было это заботить, и все же он ощутил нечто похожее на удар в солнечное сплетение. Голос наполнился горечью:
— Вам не следовало доставлять эту весть лично, ваша светлость. Записки было бы достаточно.
Герцогиня огляделась.
— Нам необходимо поговорить с глазу на глаз. В этом цирке найдется тихое место?
Джеймс окинул женщину задумчивым взглядом. В здании суда была комната для консультаций с клиентами, но черта с два он согласится уединиться с ней в крошечной клетушке, если не будет знать, с какой целью она явилась.
— Это действительно необходимо?
— Если хочешь, мы можем поговорить в моей карете.
Комнатенка для консультаций неожиданно показалась Джеймсу невероятно привлекательной. Из нее он мог уйти в любой момент, когда захочет.
— Следуйте за мной.
Он склонился перед бабушкой, она встала. Росту в ней было около пяти футов.
Эта женщина имела грозный вид и осанку королевы, что подчеркивало ее высокое происхождение. Джеймсу доводилось неоднократно видеть, как перед ней — хрупкой дамой с проницательным взглядом, туго стянутыми в узел седыми волосами и выправкой британского бригадира с шомполом в руке — съеживались и дебютантки, и маститые лорды.
Они бок о бок вышли из зала суда. Обладавший немаленьким ростом Джеймс нависал на ней словно башня. А в коридорах Олд-Бейли кипела жизнь. Барристеры в черных мантиях вводили в залы свидетелей, суетились клерки с документами, у стен стояли люди, ожидавшие вызова.
Пройдя несколько шагов, Джеймс остановился перед дверью с медной табличкой «Консультации». Он открыл дверь и придержал ее, пропустив вперед герцогиню, которая гордо прошествовала внутрь.