– Я прекрасно себя чувствую, – сказал он, улыбнувшись и сверкнув огромными клыками. – Кстати, тот захват рукой был весьма крут.
Пэйн улыбнулась широко, до боли в щеках. Еще одна причина, по которой ей нравилось быть с ним. Поскольку он не мог видеть, не было никаких причин скрывать свои эмоции, и ничто не могло заставить Пэйн сиять ярче, чем его признание в том, что она произвела на него впечатление.
– Ну, Ваше Величество, ваш прием с опрокидыванием на спину чуть меня не убил.
Теперь он улыбался еще шире, и на мгновение она подумала, что ее похвала что-то значит для него. – Там дело было в массе тела, – тихо сказал он.
Внезапно Роф повернулся к ней, и из-за темных очков, которые он всегда носил, ей показалось, что он выглядел жестоким. И все же он уже много раз доказал ей, что это не так.
Он откашлялся. – Спасибо тебе за это. Дома плохи дела.
– Как так?
Теперь он отвернулся, и как будто смотрел куда-то вдаль, за горизонт. Что, скорее всего, было пережитком того времени, когда он прятал свои эмоции от других. – Мы потеряли женщину. Враг забрал ее. – Он покачал головой. – И один из наших от этого очень страдает.
– Они были парой?
– Нет ... но он ведет себя так, как будто они были вместе. – Король пожал плечами. – Я упустил момент, когда между ними возникла связь. Мы все его упустили. Но... она была, и сегодня это вышло на поверхность с катастрофическим размахом.
Жажда знаний о смертной земной жизни, что была так хрупка, но, в то же время, ярка, заставила Пэйн наклониться вперед: – Что случилось?
Король откинул волосы назад, и вдовий пик резко выделился на его золотисто-коричневой коже. – Сегодня он зарезал лессера. Просто выпотрошил его.
– Но ведь это его долг, разве нет?
– Не в сражении. Это произошло в доме, где убийца держал женщину взаперти. Ублюдка надо было допросить, но Джон просто разорвал его на части. Джон хороший парень... но эта хрень связанного мужчины... может быть смертельно опасна, в самом плохом смысле слова, понимаешь, о чем я?
Воспоминания о Другой Стороне, о попытках исправить то, что неправильно, о сражениях, о…
В дверях, ведущих из личных покоев, появилась Дева-Летописеца. Ее черные одежды парили над мраморным полом.
Король встал и поклонился... но в его движении не было ни грамма подобострастия. Еще одна причина, по которой он нравился Пэйн. – Дражайшая Дева-Летописеца.
– Роф, сын Рофа.
И на этом... все. Задавать вопросы матери расы не позволялось, а сама она хранила молчание, поэтому в воздухе повисла тишина.
Да, потому что – да храни нас судьба – никто не захочет обременять эту женщину вопросами. И было ясно, почему она прервала их с Рофом общение: мать не хотела, чтобы Пэйн пересекалась с внешним миром.
– Я удаляюсь, – сказала Пэйн Королю. Потому что не могла отвечать за те слова, что сорвутся с ее губ, если ее мать посмеет ее прогнать.
Король выставил вперед свой кулак. – Прощаюсь. Увидимся завтра?
– С удовольствием. – Пэйн ударила по нему костяшками пальцев – он сказал, что так принято – и направилась к двери, которая вела в Святилище.
По другую сторону белых панелей, ярко-зеленая трава шокировала глаз, и она моргнула, проходя мимо храма Праймэйла, направляясь к чертогам Избранных. Желтые, розовые и красные цветы теперь росли повсюду, веселые тюльпаны смешивались с бледно-желтыми нарциссами и ирисами.
Весенние цветы, насколько она могла помнить с того короткого времени, что она провела на земле.
Здесь всегда была весна. Всегда на грани, никогда не достигая полного великолепия и дерзкой жары лета. Или того... что она считала летом по прочитанным книгам.
Здание с колоннами, в котором проживали Избранные, было поделено на комнатки кубической формы, которые давали своим жильцам немного уединения. Большая их часть пустовала, и не только потому, что Избранные были видом исчезающим. С тех пор как Праймэйл их «освободил», частная коллекция Девы-Летописецы состоящая из легких как воздух бездельниц поредела благодаря их путешествиям на Другую сторону.
Удивительно, но ни одна из них не отказалась от позиции Избранной. Однако, в отличие от того, что было раньше, хоть они и решили переехать в личный особняк Праймэйла, им все равно было позволено возвращаться обратно в святилище.
Пэйн направилась прямиком в купальни и с облегчением поняла, что была здесь абсолютно одна. Она знала, что «сестры» не понимают, зачем она встречается с Королем, и наслаждалась спокойствием после упражнений без посторонних глаз.
Общее купальное место располагалось в мраморном пространстве с высокими потолками. На дальнем конце огромного бассейна струился водопад. Как и везде в святилище, законы рациональности здесь не работали: теплый, стремительный поток, что лился через край белого камня, всегда был чистым, свежим, несмотря на то, что не было видно ни источника воды, ни ее стока.
Сняв с себя одежды, которые она сшила на манер дзюдоги, как называл это Роф, Пэйн в одном нижнем белье вошла в бассейн. Температура воды всегда была идеальной... что заставляло ее мечтать о ванне с очень горячей или очень холодной водой.
В центре огромной мраморной чаши было достаточно глубоко, чтобы плыть, не касаясь дня, и ее тело наслаждалось растягивающими движениями в невесомости воды.
Да, несомненно, это была лучшая часть спарринга. За исключением того момента, когда она нанесла Рофу тот коронный удар.
Она доплыла до водопада, вынырнула и расплела волосы. Они были длиннее, чем у Рофа, и она научилась не только заплетать их в косу, но и сворачивать на затылке. В противном случае, коса болталась как трос, которым он запросто мог ее обмотать.
Под струями водопада ее ждало душистое мыло, и она воспользовалась им, чтобы намылить все тело. Повернувшись, чтобы смыть пену, Пэйн обнаружила, что уже не одна.
Но, по крайней мере, прихрамывающая фигура в темных одеждах не была ее матерью.
– Приветствую, – обратилась к ней Пэйн.
Ноу-Уан поклонилась, но ничего не ответила, продолжая идти, и Пэйн пожалела, что оставила свою одежду на полу.
– Я подниму, – сказала она, голос эхом отразился в пространстве купальни.
Ноу-Уан[50] только покачала головой и подняла с пола ткань. Женщина была так прекрасна и спокойна, выполняя свои обязанности без единой жалобы, хоть была и ограничена в движениях.
И хотя она никогда не разговаривала, не трудно было догадаться, что история ее жизни очень печальна.
Еще одна причина презирать женщину, которая породила расу, подумала Пэйн.
Избранные, как и Братство Черного Кинжала, воспитывались в определенных рамках, и от них всегда ожидали определенный результат. В то время как мужчины должны иметь густую кровь и мощную спину, быть агрессивными и достойно проявлять себя в сражениях, считалось, что женщины должны быть умным и стойкими, способными усмирить низменные наклонности мужчин и сделать расу более цивилизованной. Инь и Ян. Две части одного целого, нуждающегося в обоюдном кормлении кровью, – это гарантировало уверенность, что мужчина и женщина будут связаны друг с другом навсегда.
Но не все было в порядке в этой божественной схеме. На самом деле, близкородственные отношения привели к проблемам, и, хотя в случае Рофа, закон гласил, что как сын Короля, он должен был занять трон в любом случае, и неважно, есть ли у него физический дефект или нет, Избранным повезло меньше. Законы размножения чурались дефектов. Так было всегда. И такие как Ноу-Уан, имеющие физический недостаток, были низведены до положения прислуги, которая прикрывала тело темным плащом... скрытое, вечно молчащее недоразумение, к которому, тем не менее, относились с «любовью».
Которая больше похожа на «жалость».
Пэйн знала, что чувствует эта женщина. И дело не в физическом дефекте, а в том, что тебя низводят в такое положение, в котором твои ожидания и надежды никогда не оправдаются.