Выбрать главу

Дариус очень хорошо понимал его сожаление. – Мы найдем вашу дочь. Так или иначе, мы ее найдем. Вы позволите нам осмотреть ее спальню?

– Пожалуйста. – Когда мужчина кивнул в направлении доджена, дворецкий вышел вперед. – Силас будет рад сопроводить вас. Я буду... я предпочитаю ждать вас здесь.

– Конечно.

Когда Дариус встал, отец подался вперед и схватил его за руку. – Одно слово, можно? Наедине.

Дариус согласился, и после того, как Тормент покинул комнату вместе с додженом, хозяин дома рухнул обратно в кресло.

– Воистину ... моя дочь была достойнейшей. Добродетельной. Нетронутой ни…

В повисшей тишине Дариус понял, что так заботит мужчину: Если они не вернут ее в том же девственном состоянии, ее честь, а также честь семьи, будет под большой угрозой.

– Я не могу сказать это в присутствии своей возлюбленной шеллан, – продолжил мужчина. – Но наша дочь ... Если она осквернена ... возможно, будет лучшим оставить...

Глаза Дариуса сузились. – Вы предпочли бы, чтобы ее не нашли.

Слезы навернулись на светлый взор мужчины. – Я... – Внезапно мужчина отрицательно покачал головой. – Нет... нет. Я хочу ее вернуть. Независимо от результата, независимо от ее состояния... Конечно, я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Дариус даже не попытался поддержать мужчину – то, что мысль об отказе от собственного кровного ребенка могла придти в голову отца, было настоящим абсурдом. – Я хотел бы пройти в ее комнату немедля.

Хозяин щелкнул пальцами и в арочной двери кабинета показался доджен.

– Сюда, пожалуйста, – сказал дворецкий.

Пока Дариуса и его протеже вели по дому, он внимательно осматривал укрепленные окна и двери. Везде была сталь, она либо разделяла стекла, либо укрепляла толстые дубовые панели. Попасть внутрь без приглашения было нелегко... и он готов поспорить, что каждая комната на втором и третьем этаже была так же хорошо оборудована – как и покои слуг.

Пока они поднимались, он также оценил каждую картину, ковер и любой дорогой предмет интерьера. Эта семья имела высокий статус в Глимере, ее казна лопалась от монет, а родословная вызывала зависть. Таким образом, от того, что незамужняя дочь пропала без вести, страдали не только их чувства: она была ценнейшим активом. При таких предпосылках, женщина замужнего возраста была прекрасной драгоценностью... выгодным социальным и финансовым вложением.

И это еще не все. Учитывая все перечисленные ценности, здесь имелся и обратный эффект: если дочь обесчещена, на самом деле или по слухам, это пятно на репутации семьи не потускнеет даже спустя поколения. Хозяин особняка, несомненно, любил свою дочь, но вес возможных последствий извращал его истинное отношение к ней.

Дариус был практически уверен, что, по мнению мужчины, будет лучше, если она вернется домой бездыханная в деревянном ящике, чем оскверненная. Последнее было проклятием, трагедией, вызывающей лишь сочувствие.

Дариус ненавидел Глимеру. Поистине ненавидел.

– Вот ее личные покои, – сказал доджен, распахивая дверь.

Когда Тормент вошел в комнату, залитую сиянием свечей, Дариус спросил: – Здесь прибирали? Прибирали после того, как она исчезла?

– Конечно.

– Оставь нас, пожалуйста.

Доджен низко поклонился и исчез.

Тормент обошел комнату, разглядывая шелковые драпировки прекрасно обставленной гостиной. В одном углу стояла лютня, а в другом красивейшее рукоделие, которое было частично закончено. Книги человеческих авторов аккуратными стопками располагались на полках вместе со свитками на Древнем Языке.

Первым делом он заметил, что все было на своем месте. Но сложно сказать, было ли дело в стараниях прислуги, или же в обстоятельствах исчезновения.

– Ни к чему не прикасайся, хорошо? – приказал Дариус парню.

– Конечно.

Дариус вошел в пышную спальню. Шторы были сделаны из толстого, тяжелого гобелена, такого, что солнечный свет мог даже не надеяться проникнуть в помещение, и кровать окружала такая же ткань – широкие полосы свисали над ней балдахином.

Он распахнул резные двери гардеробного шкафа. Внутри висели великолепные платья, украшенные сапфирами, рубинами, изумрудами и цитринами. Одна пустая вешалка висела на крючке внутренней панели, как если бы девушка сняла с нее свой ночной наряд.

На туалетном столике лежала расческа и аккуратными рядками стояли баночки с кремами, ароматными маслами и пудрами.

Дариус выдвинул ящик... и беззлобно выругался. Шкатулки с драгоценностями. Плоские кожаные коробочки. Он взял одну, что была сверху, нажал на золотой замочек и поднял крышку.

Бриллианты засверкали в сиянии свечей.

Дариус вернул шкатулку к ее подружкам. Тормент стоял в дверях, его взгляд застыл на тонкой ткани ковра с рисунком в виде персиков – желтых и красных.

Слабый румянец на лице парня почему-то заставил Даруса погрустнеть. – Ты никогда не был в женском будуаре?

Тормент покраснел еще больше. – А... нет, сэр.

Дариус махнул рукой. – Ну, это работа. Здесь лучше забыть о стеснении.

Тормент откашлялся. – Да. Конечно.

Дариус подошел к французским дверям. Открыв их, он вышел на террасу, и Тормент последовал за ним.

– Сквозь те деревья все видно, – пробормотал парень, прогуливаясь по балкону.

В самом деле, так и было. Через тонкие руки голых ветвей виднелся соседний особняк. Огромный дом имел аналогичный размер и строение, на башнях виднелись узоры из металла, и его окружали красивые газоны... но, насколько Дариусу было известно, в нем жили не вампиры.

Он отвернулся и прошел вдоль террасы, осматривая все окна, двери, ручки, петли и замки.

Здесь не было никаких признаков взлома, а, учитывая то, как холодно было на улице, она вряд ли стала бы распахивать окна и двери.

Это означало, что либо она оставила дом по собственной воле... либо впустила того, кто ее забрал. И предположительно это произошло именно здесь.

Он смотрел сквозь стекла в ее покои, пытаясь представить, что произошло.

К черту сам факт проникновения, главное, где именно оно произошло, не так ли? Маловероятно, что похититель тащил ее через весь дом – ночью по особняку сновали люди – но то, что девушку выкрали в темное время суток, сомнений не вызывало – иначе она бы сгорела дотла.

Нет, подумал он. Они должны были уйти через ее покои.

Заговорил Тормент. – Ничто не взломано, ни внутри, ни снаружи. Нет царапин на полу или пятен на стене, а это значит ...

– Она, возможно, позволила им войти и особенно с ними не боролась?