Брови Джона снова взлетели вверх, он кивнул и подошел ближе. Устраивая свое огромное тело на маленьком сидении, он сначала попытался скрестить ноги в коленях, затем в лодыжках. В конце концов, измучившись, он просто вытянул ноги под кровать и положил руку на спинку стула.
Она возилась со своей проклятой простыней.
– Могу я спросить тебя кое о чем?
Боковым зрением она увидела, как он кивнул, повернулся и достал блокнот и ручку из заднего кармана.
Откашлявшись, она задумалась, как правильно выстроить вопрос.
В конце концов, она выдала безличный порядок слов.
– Где в последний раз видели Лэша?
Он кивнул и согнулся над блокнотом, что-то быстро черкая. Его слова принимали форму на белой бумаге, а Хекс просто смотрела на него... и понимала, что хотела, чтобы он никогда не уходил. Она хотела, чтобы он остался с ней навсегда.
В безопасности. С ним она была в полной безопасности.
Он выпрямился и протянул блокнот. И, казалось, замер на месте.
По какой-то причине, она не могла сосредоточиться на том, что он написал, и напряженно…
Джон медленно опустил руку.
– Подожди, я еще не прочитала. Не мог бы ты... – Что. Что случилось?
Черт побери, теперь она видела его очень расплывчато.
Джон наклонился в сторону, и она услышала тихий свист. Затем ей протянули Клинекс.
– Ох, мать твою. – Она взяла то, что он предложил, и прижала к глазам. – Ненавижу быть девочкой. Я действительно чертовски презираю себя в такие моменты.
Пока она продолжала свою речь об эстрогене, юбках, розовом лаке для ногтей и чертовых шпильках, он подавал ей салфетку за салфеткой, забирая те, что уже окрасились в кроваво-красный цвет.
– Я никогда не плачу, ты же знаешь. – Она посмотрела на него. – Никогда.
Он кивнул. И протянул ей еще один платок.
– Боже мой. Сначала я ору, как безумная, теперь вот это мокрое безобразие. Да за одно это я готова вытрясти из Лэша всю душу.
Словно холодный порыв пронзил комнату, она посмотрела на Джона и отшатнулась. За долю секунды его настроение сменилось от сочувствующего до социопатического. В какой-то момент, она была почти уверена, что он даже не понимал, что обнажил клыки.
Ее голос упал до шепота, и вопрос, который она на самом деле хотела задать, вырвался наружу.
– Почему ты остался? В операционной и до этого? – Она опустила глаза, концентрируясь на красных пятнах на салфетке, которую только что использовала. – Ты остался и ты... все сделал, как надо.
В последовавшей тишине Хекс поняла, что очень хорошо знала обстоятельства его жизни: с кем он жил, что он делал на улицах, как он сражался, где проводил свободное время. Но она не знала о нем ничего конкретного. Его биография была для нее черной дырой.
И по какой-то причине, она стремилась все узнать.
К черту все, она прекрасно знала почему: когда там, в операционной, ее накрыл тот леденящий ужас, единственным, что все еще держало ее на этой земле, был Джон, и как ни странно, она чувствовала, что теперь они каким-то образом связаны между собой. Он видел ее в самом худшем состоянии, когда она была абсолютно слаба и безумна, и не отвернулся. Он не оставил ее, не осудил и не разозлился.
Как будто они горели в одном огне и, расплавившись, слились вместе.
Это было больше, чем просто эмоции. Здесь речь шла о душе.
– Что, черт побери, случилось с тобой, Джон? В твоем прошлом?
Он сдвинул брови и плотно скрестил руки на груди, как будто настала его очередь решать, как себя вести. Более того, его эмоциональная сетка вдруг наполнилась всевозможными тенями, и ей показалось, что он хочет запереться изнутри на сто замков.
– Послушай, я не хочу на тебя давить. – Вот дерьмо. Черт. – И если ты будешь отрицать и утверждать, что у тебя в жизни все мега-супер, я полностью приму твой ответ и буду двигаться дальше. Но я просто... Большинство людей попадало бы в обморок. Черт, даже Док Джейн изменилась в лице, когда я сорвалась с катушек. А ты? Ты просто выдержал это. – Она смотрела в его жесткое, закрытое лицо. – Я смотрела в твои глаза, Джон, и там было больше, чем просто понимание.
После долгой паузы он перевернул страницу блокнота и что-то быстро написал. Когда он показал писанину ей, она приняла его точку зрения, но сразу захотела выругаться:
«Расскажи мне, что они делали с тобой в операционной. Расскажи, что с тобой произошло.»
Ага. Услуга за услугу – классика.
***
Лэшу хватило часа, чтобы взять в охапку шлюху, сесть в Мерседес и вернуться с фермы в городской особняк. Он находился в нестандартном режиме выживания, двигался быстро и решительно, сделав всего одну остановку.
В хижине в лесу, где он прихватил кое-какое важное дерьмо.
Заехав в гараж, он подождал, пока дверь закроется, затем вышел и вытащил шлюху с заднего сиденья. Он пронес ее скорчившееся тело через кухню, и выбросил в реальность хорошую дозу того, чем когда-то держал в заточении Хекс.
Но магический барьер был не для Мисс Силикон.
Он знал, что Омега и его лессеры где-то здесь, на этой стороне. Он чувствовал отголоски их сознания собственным существом. И таким же образом, убийцы могли чувствовать своих товарищей.
Поэтому единственная возможность укрыться для Лэша – это запереть самого себя. Мистер Д не знал, что Хекс была там, в спальне, недоуменное выражение его лица говорило об этом всякой раз, когда его просили оставлять возле кровати еду.
Конечно, большой вопрос, скроет ли эта маскировка его от Омеги. И если да, то, как надолго.
Лэш бросил шлюху в ванную, с такой же осторожностью и заботой, как будто она была дешевой вещевой сумкой, полной грязного белья. Как только она жестко приземлилась и застонала под клейкой лентой, что запечатала ей рот, он пошел обратно к машине.
Распаковка заняла около двадцати минут, и он сложил дерьмо в подвале на бетонном полу: семь обрезов. Полиэтиленовый мешок «Ханнафорд» с деньгами. Три фунта пластиковой взрывчатки C4. Два управляемых детонатора. Ручная граната. Четыре полуавтоматических винтовки. Патроны. Патроны. Патроны.
Поднявшись из подвала вверх по лестнице и выключив свет, он подошел к задней двери, открыл ее и вытянул наружу руку. Прохладный воздух ночи отлично проникал сквозь щит, но ладонь чувствовала ограничение. Оно было сильным... но надо, чтобы стало еще сильнее.
Получите, крысы.
Лэш закрыл дверь, защелкнул засов и проследовал в ванную.
С деловым видом он достал нож, разрезал веревку, которой были связаны за спиной руки женщины и…
Она начала изворачиваться, пока он не ударил ее по голове, вырубая напрочь. Резать. Резать. Резать. Он нанес три глубоких надреза на ее запястья и шею, а затем сел и стал смотреть, как кровь вытекать из ее вялого тела.
– Давай... истекай кровью, сучка.
Взглянув на часы, он подумал, что должен был оставить ее в сознании, потому что тогда пульс был бы чаще, а кровяное давление выше. И бездельное ожидание, пока из нее вытечет насухо вся кровь, заметно бы сократилось.
Лэш наблюдал за процессом, ни имея ни малейшего понятия, насколько обескровленной она должна быть, но красный бассейн под ней увеличивался, а ее розовое бюстье стало практически черным.
Он торопливо постукивал ногой, пока время тянулось, словно резина... а потом заметил, что ее кожа стала не просто бледной, а серой, и уровень крови больше не поднимался по стенкам ванной. Он посчитал, что время пришло, и разрезал бюстье, обнажив действительно ужасающий набор имплантатов, вскрыл ее грудную клетку, и лезвие ножа вошло прямо в центр грудины.
Следующий надрез был уже на его собственной плоти.
Держа запястье над зияющей дырой, которую он проделал, Лэш смотрел, как черные капли свободно падают на ее неподвижное сердце. Опять же, он не был уверен, сколько точно крови должен был дать ей, и подумал, что лучше перестараться. Затем он собрал ладонью шар энергии, силой мысли заставляя молекулы воздуха вращаться, словно небольшое торнадо, пока они не стали единым сгустком кинетической энергии, которую он мог контролировать.