Ася должна бы нас дичайше ненавидеть, и я ее почти понимаю. Она столько мне всего наговорила и даже по своему права. Но если с ней согласиться, тогда получается, что все было напрасно, было нашей чудовищной ошибкой, за которую придется платить кровью, смешанной с бетонным крошевом и землей.
Получается, все наши усилия пропали зря: огромные жертвы… все эти благие намерения, которые привели нас в адское пекло. Воистину мы создали ад своими собственными руками и его потом вернули нам обратно, словно футбольный мяч.
А ведь я когда-то неплохо играл. Я мог стать отличным тренером или успешным футболистом. И вместо любимого занятия должен был разбираться в оружии, анализировать военные сводки, щелкать каблуками на докладах.
И что же сейчас мне делать? Остановить запущенный маховик у меня не получится, да и Вальтер уже многое знает, он попробует повлиять, но многое ли это изменит, поможет ли нам… оправдает ли… Иногда я сам не знаю, чего хочу.
Остается просто наблюдать со стороны пока еще возможно - два или три года, а потом снова взойти на холмы у Одера, держа в руках автомат, снова пытаться кого-то убить, пуская очередь за очередью в темноту - только какой в этом смысл, если знаешь итог… О-о-о, лучше не думать!
А ненормальная русская… поднимается, наконец, смотрит затравленным зверьком, какие у нее красивые глаза. Собиралась меня убить, ну-ну, пусть попробует, я не против с ней побороться - только на мятых простынях. Она миленькая… даже когда орала мне в лицо, чтобы я сдох. Я ведь и так уже сдох однажды, так какая мне разница? Ха-ха! Такая глупая, смешная...
Я ее тряхнул, грубо прижал к стене и вдруг захотелось поцеловать, впиться в ее рот губами, укусить до крови, я хотел, чтобы ей сейчас было так же больно, как мне.
Я не помню уже, когда целовал кого-то, это же не будешь делать со шлюхами, а других женщин у меня нет. Странно… впервые за последние несколько лет захотелось поцеловать женщину прямо в губы, а она оказалось русской дикаркой. Еще одна насмешка судьбы? Нелепая забава Бога? Вся наша жизнь - только нелепая забава Бога. Я окончательно понял эту жуткую истину полгода назад.
А русская шмыгает носом и всхипывает… как же она меня сейчас раздражает!
— Хватит реветь. Слышишь? Придется с этим как-нибудь жить - я ведь живу.
И тут она заявляет, что ей жалко кораблик, а я чудовище, раз сломал детскую игрушку. Истеричка. Скоро начнется война, а она плачет о кораблике, с которого сорваны красные тряпки. Черт! Франц будет расстроен, придется сделать еще один.
А потом на чердак просовывается испуганная мордашка Берты, почему-то она мне всегда напоминает маленькую крыску с глазками бусинками, похожа на еврейку… Вальтер меня ищет, надо идти. Напоследок поворачиваюсь к чокнутой русской.
— Надеюсь, тебе ясно, что надо держать язык за зубами?
У нее хватает наглости отвечать:
— Не бойся, я про тебя никому не расскажу.
И это мне она говорит - НЕ БОЙСЯ! Я могу ее задушить одной рукой, это ей надо дрожать от ужаса. А я давно ничего не боюсь, я вообще разучился чувствовать страх, только ненависть, в моей душе одна лишь железная ненависть… ну, и отчаяние иногда.
Ася.
Когда он ушел, я задержала Берту и спросила у нее про ключ от моей комнаты, жаль, она ничего про него не знает, ох, этого я и боялась. Вернулась к себе, покидала все вещи в шкаф и не выдержала, вытащила из коробки куклу. Очень красивая, в полметра высотой, в нарядном платье и капоре, все в кружевных рюшах, в наше время стоила бы огромных денег, разве можно с такой куклой играть, ей место в стеклянном шкафчике на полке.
И вот я держу ее в руках и не знаю, что мне с ней делать. Отнести в комнату Франца? Пожалуй, глупо. Оставить у себя? В итоге куклу тоже прячу в шкафу и иду к Францу. Мы хорошо проводим время до вечера, играем в солдатиков, вспоминаем книжки про индейцев, и я всерьез думаю о том, где бы найти перьев и сделать ему традиционный головной убор вождя племени.
— Франц, у какого племени ты хотел бы быть вождем, а?
— Конечно, у могикан!
— Но ведь, их почти не осталось - всего-то отец Чингачгук и сын Ункас, если верить Фенимору Куперу.
— Ничего, теперь еще буду я и их станет трое!
А я грустно смотрю на Франца и думаю, что он и правда, похож на «последнего из могикан» в этом страшном мире, в этом жестоком времени. Что ждет дальше слабенького телом, но очень разумного и доброго мальчика? Может, об этом знает Отто? Как мне теперь вести себя с Грау, после всего, что мы наговорили друг другу?