Выбрать главу

— Ничего, Франц, скоро будешь даже прыгать и танцевать! - ободряла я маленького приятеля.

— Я буду как Отто - раньше он занимался зарядкой по утрам и обливался холодной водой. Он даже бегал вокруг дома каждый день, скажи, Отто, ведь, правда же, бегал?

И я снова удивилась тому, что мальчик хочет во всем походить на неприветливого и даже холодного с ним парня. Может, оттого, что он всегда рядом, а отец далеко. А наш Отто еще и спортсмен, ах, да - и бывший футболист, надо срочно сменить тональность в музыке.

— Реет в вышине и зовет Олимпийский огонь золотой, будет Земля счастливой и молодой!

Я очень люблю эту песню и неплохо ее пою - от души, с чувством. Даже доктор Рильке на мгновение отрывается от Франца и смотрит на меня с нескрываемым удивлением. Отто вскинул светлые брови, ловит каждое слово, а я в ударе, даже без нот - сплошная импровизация, зато какой текст, а к нему у меня как нарочно сегодня задорный и звонкий голос:

Ещё до старта далеко, далеко, далеко, Но проснулась Москва, Посредине праздника, посреди земли, Ах как шагают широко, широко, широко, По восторженным улицам, Королевы плаванья, бокса короли...

— Милая фрейлейн, оказывается, знает и веселые песни. А я наивно полагал, что одни лишь военные марши.

В гостиной мгновенно становится тихо. В проеме распахнутой двери стоит мужчина в немецкой форме с огромным букетом белых роз. Я даже не узнала его сразу. Господи, Гюнтер Штольц! Да еще с цветами. Неужели, он их мне притащил?

Что тут скажешь, женское самолюбие возликовало, а следовало бы всерьез насторожиться.

— Я очень рад видеть вас в прекрасном настроении, Ася! Вчера вы были немного грустны. Позвольте еще раз выразить свое восхищение, у вас дивный голос. Прошу принять от меня скромные цветы.

Ничего себе скромные, да мне и на свадьбу Егор таких не дарил, но в данный момент это не важно. Как мне себя теперь вести, отказаться от букета, рассыпаться в благодарности, сделать каменное лицо? Отто, выручай! Но тот только поставил вторую ногу на пол и наклонился вперед, взявшись руками за края дивана. Приветствовать гостя, он, похоже, не спешил, да и Штольц не особенно торопился с ним раскланиваться.

Я вдруг подумала, что Гюнтер пришел по делам к Вальтеру, а розы мне по пути занес, немецкая галантность, и я решила сразу расставить все точки над «и»…

— Генерала сейчас нет.

— Наш гость прекрасно об этом осведомлен, - вдруг раздраженно выпалил Отто.

Я заметила, что Гюнтеру нелегко держать букет одной рукой, неловко прижимая к себе, другой-то рукой он опирался на трость. Ах, он же у нас после ранения, мне стало его жаль. Изобразив на лице подобие улыбки, я потянулась за цветами.

Тут очень вовремя появилась Берта с голубой вазой, где уже плескалась вода, - мы удачно разместили роскошный букет на столе, и я предложила гостю присесть на соседний диван, естественно, не там, где сидел Отто, а поближе к Францу. Сама я, чуточку поколебавшись, присела рядом и чинно сложила руки на коленях.

И тотчас мне пришла в голову строчка из мультика про Карлсона, где тот голосом Василия Ливанова говорит Малышу: «Ну, вот… продолжаем разговор». Только о чем же мне сейчас говорить с немецким летчиком - я совершенно не представляла, а тут еще Грау зверски смотрит на нас, будто я нарочно назначила Штольцу свидание, век бы его не видеть.

Сегодня Гюнтер при полном параде: новенькая темно-синяя форма, а на ней блестящие значки - эмблемки, один в виде веночка из дубовых веточек, сапоги до блеска начищены. И сам-то Гюнтер, надо признать, весьма привлекательный мужчина: немного выше меня ростом, не худой и не полный, весь такой аккуратный на вид, доброжелательный и культурный, а то, что лицо немного обожжено, и хромает - это ж сущие пустяки, даже романтично и трогательно.

Эх, Гюнтер, встретился бы ты мне в родном городе, в наше время... Ты мог быть туристом, мог приехать по работе, у нас большая немецкая диаспора в регионе, много немецких фамилий в разных департаментах, в городской администрации. Что-то я размечталась, зря… ох, как зря.

Я же не в родном городе и не своем времени, а кокетничать с немецким асом, который, может скоро бомбить блокадный Ленинград, мне - русской учительнице, по меньшей мере, странно. А пока я размышляла, Гюнтер обратился к Францу, с которым уже заканчивал работать доктор:

— Добрый день, юноша! Мне жаль, что я не догадался принести вам подарок, но, в следующий раз непременно исправлю свою ошибку. Хочешь модель настоящего боевого истребителя?