Мне на память невольно пришел роман Альберта Лиханова «Непрощенная» о русской девушке, которую взял в жены немецкий солдат, охранявший пленных рабочих в концлагере. Но наши ситуации даже сравнивать невозможно, девчушке из книги едва ли исполнилось шестнадцать - почти ребенок, она была измученная и голодная, за нее просто все решили. Кто бы мог ее осудить - уж точно не я.
А саму себя Алена всю оставшуюся долгую жизнь корила за то, что была женой агрессора. Книга грустная, что там говорить, девушка оказалась в Германии, родила ребенка, а потом ее дочку забрали новые немецкие родственники, после поражения Рейха Алену отправили обратно в Советский Союз. Она никогда больше не видела свою дочь и умерла в одиночестве.
— Нет, Отто, и думать забудь о своем жениховстве, даже шуточном - вариант не про нас. Мы все же враги. Хоть и возлюбленные, ты забыл? Спасибо за предложение, конечно, но сам понимаешь…
Я смотрела на него в полумраке и видела, как он часто-часто моргает и морщит лоб, словно стараясь меня в самом деле понять.
— Скажи правду, ты действительно меня ненавидишь?
Теперь уже пришел мой черед серьезно задуматься, я быстренько проанализировала свои ощущения и постаралась их как можно правильнее описать. Но продолжила разговор вопросом:
— Как ты относишься к евреям?
— Да, никак… это здесь при чем? - с брезгливыми интонациями в голосе удивился он.
— Скажи, ты мог бы помогать еврейской девушке, предположим, прятаться от преследования, защитил бы ее в случае нападения?
— Что за ерунда?
— Ответь!
— Хорошо, мне евреи не нравятся, но я понял к чему ты клонишь, хорошо, я не считаю, что их поголовно нужно уничтожать. Ладно… пусть убираются куда-нибудь подальше и живут сами по себе, чтобы не попадаться нам на глаза. Вот и все! Это же просто, Ася… Но при чем тут евреи… я же тебя спросил...
— Ты позволил бы еврейской девушке перевязывать тебе сейчас руки?
— Нет, конечно! - фыркнул он.
— А почему? Самому же неудобно, допустим, она была бы здесь прислугой…
— Это невозможно.
— Я сказала, допустим! Не перебивай… Ты позволил бы еврейке, молоденькой и симпатичной к тебе прикоснуться, по голове погладить, пожать руку. Тебе бы захотелось поцеловать хорошенькую еврейскую девушку?
— Какой-то бред! Среди них не может быть хорошеньких! Фу-у... Уж точно не для меня. Подожди… подожди… стой, ты что хочешь мне сказать… нет, этого не может быть. Ася… я для тебя такой же прокаженный? Такой же «недочеловек», как для меня еврей? Ася, за что?
Я устало прикрыла глаза и выдохнула:
— Ты носишь форму тех, кто заживо сжигал детей, пытал и расстреливал. Ты, может, никого и не убивал еще, но уже помечен злом под германской свастикой. И мне сложно испытывать к тебе какие-то добрые чувства, потому что ты по-прежнему разделяешь их взгляды и убеждения, делишь людей на годных и негодных только из-за национальности и цвета кожи.
Да, тебя таким сделали, таким воспитали… Если человек рожден дикарем в джунглях и все его племя молится крокодилу, то вряд ли этот человек сам по себе станет христианином или буддистом. Но ты же не в диком лесу обитал, ведь есть же у вас Гейне, Гете, Шиллер, Ремарк… ведь есть же другие… Даже вашего дорогого Ницше вы безбожно переврали, подстроив его учение под свои нужды. Любое учение можно толковать как заблагорассудится. Библия, вроде, одна, но существует несколько направлений христианства и каждое считает себя истинным, желая уничтожить другие.
— Так как же отличить правду? - сдавленно прошептал он.
— Правда должна быть с кулаками, но лишь для собственной защиты. Правда никогда не ударит первой, не унизит другого, не станет навязываться и заставлять верить в себя ценой крови и слез. Вот мое мнение и мое представление о правде. Правда в любви и сочувствии, если хочешь. В умении поставить себя на место другого. Поступать с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой.
Это ведь тоже из Библии, таковы слова самого Иисуса, но почему же "истинные христиане" забывают об этом, загоняя детей вместе с их учителем в газовую камеру. Ты слышал о таком человеке, как Януш Корчак? Ты знаешь историю его жизни и смерти? Я могу тебе коротко рассказать, но тема будет печальной.
— Я читал его книги. «Король Матиуш» и еще одну... Он был хороший человек, светлый, добрый, любил детей, понимал их. Так, значит, он тоже погиб в этой мясорубке... Ася, это несправедливо... чудовищно несправедливо.
Мы надолго замолчали, я чувствовала, как накатывает сонливость, Грау даже попытался потереть себе глаза забинтованной ладонью. Я приняла решение.
— Ложись на кровать, к стене, а я с краю. Просто, по-человечески.