Генерал выдавил сухую улыбку и заговорил с Гординым терпеливо, как няня с младенцем:
— Не спешите, товарищ капитан. Как вы видите на карте, большая часть пути будет пролегать в нейтральных водах. Вам лишь дважды, на незначительных участках, придется пересечь американскую акваторию. На входе, здесь… И на выходе, здесь. Согласитесь, шанс на то, что американцы засекут вас, очень невелик. Что до плавания в нейтральных водах, оно не противоречит международному морскому праву. Да и кому вас засекать? В Ки-Уэсте не осталось ни одного серьезного боевого корабля. Весь 2-й флот оттянут в Карибское море… А вы пройдете Флоридским проливом, под носом у дяди Сэма.
Гордин помедлил с ответом. В его мозгу метались только два слова: «сумасшествие» и «авантюра», но не мог же он высказать их в присутствии контр-адмирала и начальника штаба дивизии! (Кагэбэшник в счет не идет, флот перед ними никогда не гнулся.)
Наконец он осторожно сказал:
— Товарищи, как командир этого корабля я обязан изложить свою точку зрения.
Генерал Малышев собрался было возразить, но контр-адмирал метнул на него быстрый взгляд и благосклонно наклонил голову.
— Представьте себе, товарищи, — внятно и внушительно произнес Гордин, — что произойдет, когда американцы обнаружат мой корабль — атомный ракетоносец! — в своих территориальных водах! Они однозначно воспримут это как объявление войны и не станут тянуть с первым ударом. Но если даже войны в этом случае удастся избежать… Они будут иметь полное право задержать «Знамя Октября», и все наши новейшие секреты окажутся в их руках.
Гордин умолк. Теперь не сразу ответил Безродный, а когда пауза закончилась, в голосе контр-адмирала Гордин с удивлением уловил едва ли не печаль.
— Мы были вынуждены выслушать вас, — рука контр-адмирала легла на карту, — чтобы убедиться: ситуация понятна вам до конца, как понятна и мера возлагаемой на вас ответственности. Но об отмене операции не может быть и речи. Она утверждена на самом верху, документы подписаны лично Никитой Сергеевичем. Партия и правительство рассчитывают на вас, как на офицера и коммуниста, товарищ Гордин. — Он посмотрел на часы. — И еще… Письменного приказа вы не получите. — Контр-адмирал встал из-за стола. — Командуйте всплытие, — добавил он. — Вертолет должен забрать нас через пятнадцать минут.
По дороге в центральный пост Гордин, похоже, впервые за свою карьеру морского офицера испытал незнакомое ему чувство: ужас. «Мой корабль, — думал он, — мой корабль. Неужели моему кораблю суждено стать детонатором мировой ядерной войны?!»
Глава 2
— Срочное погружение. Открыть клапаны вентиляции. Малый вперед. Продуть цистерну быстрого погружения. Выровнять дифферент. Убрать выдвижные устройства.
Лодка обрушилась в пучины Атлантики за несколько десятков секунд.
— Осмотреться в отсеках, — скомандовал по трансляции командир БЧ-5…
— В отсеках осмотрено, замечаний нет, — прозвучало в динамике центрального поста.
Гордин вытер пот со лба (в самом деле тут так жарко или кажется?) и отдал приказ:
— Боцман, погружаться на глубину двести пятьдесят метров с дифферентом четыре градуса на нос.
Убедившись, что субмарина управляется устойчиво, Гордин покинул центральный пост и начал обход корабля — как всегда, со штурманской рубки. Штурман, капитан-лейтенант Ремизов, хмуро следил за светящимся крестиком, движущимся вдоль линии курса на электронной карте. — Когда войдем в американские территориальные воды, Коля? — бесцветным голосом спросил Гордин.
Цель рейда была объявлена лишь тем членам экипажа, которые непосредственно принимали участие в управлении кораблем.
Ремизов развернул генеральную карту, показал острием циркуля:
— Через два часа тридцать минут на прежнем ходу, товарищ командир.
Гордин, промолчав, присел к столику. Ему не давала покоя неопределенность, очевидный люфт в условиях задачи. Насколько велика возможность обнаружения «Знамени Октября» американцами? Считается, что лодки этого типа (а их пока построено всего две, вторая — «Коммунист» — сейчас на базе, в Мурманске-150) практически неуязвимы для вражеских средств поиска. Считается, Гордин вздохнул. Ладно, будем перебирать все по порядку. Итак, шум… Структурный, гидродинамический… В реакторе применена естественная циркуляция теплоносителя, движущиеся массы рабочих механизмов прецизионно уравновешены, жесткие связи с корпусом устранены… Слабонагруженные гребные винты работают в равномерном попутном потоке за кормой… И все-таки не следует превышать скорость узлов в пятнадцать, а лучше двенадцать… Мало того что это может демаскировать атомоход, еще и собственную гидроакустическую станцию оглушит.
Теперь — ослабление магнитного поля. Дать побольше силы тока в размагничивающих устройствах… Противогидролокационная защита… Пожалуй, на эффективность резонансного покрытия можно положиться, но не забывать и о системе активных помех, только использовать ее грамотно, не злоупотреблять, чтобы не вызвать противоположного результата…
Все это, вместе взятое, гарантирует девяностопроцентную безопасность… Если только не напороться на американский корабль лоб в лоб.
Гордин пожелал? — штурману удачной вахты и вышел. Миновав свою каюту во втором отсеке, он направился в первый, мельком взглянул на тускло поблескивающие торпедные аппараты… Ах, только бы никогда не пришлось командовать: «Товсь… Залп!»
Командир двинулся обратно, мимо центрального поста, в ракетный отсек. Пустые шахты, находящиеся в ведении БЧ-2 и ракетной группы, снова вернули его к мыслям об атомной войне… Как и сложенные между ними контейнеры с мирной, скучноватой маркировкой, словно на ящиках со стеклянной посудой: «Не бросать», «Не кантовать», «Верх»… А ведь их содержимое — тоже приводной механизм войны…
Дорога в шестой отсек (реакторный) пролегала через тамбур, изолирующий реакторы в случае аварии и предотвращающий радиоактивное загрязнение корабля. Командир шагал мимо ряда иллюминаторов, вваренных в сплошную стальную переборку. Сквозь них виднелись крышки носового и кормового реакторов.