У меня не было шанса. Время забрало его у меня. В конце концов, годы настигли Великого магистра Темекина Элентхолла Черная Рука, когда-то самого смертоносного и страшного человека в Таламассе.
Когда я узнал о его смерти, то ничего не почувствовал.
Даже разочарования, что его убил не я.
— Ты удовлетворена тем, что Хоргус мертв? — с любопытством спрашиваю я. — Твое желание мести утолено, или все еще думаешь о тех, кто мучил тебя во дворце?
Позволь мне убить их за тебя.
Семя этой мысли укоренилось в моем сознании. Заманчиво, но я сопротивляюсь.
Я не убиваю из чистой мести, если мне не заплатят.
— Кайм, — мягко говорит она, и звук ее голоса вызывает приятную дрожь. — Я усвоила урок о слепой мести. Если я переживу это... если мои люди выживут, то это будет ответом больше, чем месть.
Ах? Теперь мне искренне любопытно.
— Что ты будешь делать?
— Я еще не знаю. Но что-нибудь сделаю. Лучше умру, чем снова попаду под их милость.
— Ты не умрешь.
— Что ж, теперь это полностью зависит от тебя. — Она начинает дрожать. Облако громко фыркает, как бы показывая свое неодобрение.
— Тебе холодно, — ворчу я.
Амали холодно. Она отважно пытается скрыть свой дискомфорт, но ее страдания очевидны. Внезапное падение температуры опасно для нее, и чем глубже мы войдем в пещеру, тем хуже станет. Река, которая течет под землей, берет свое начало от ледника. Чем дальше на север, тем холоднее будет.
Я останавливаю Облако.
— Что ты делаешь?
— Твоя одежда мокрая. Тебе нужно согреться.
— Эт-то то, что я пытаюсь делать, — кивает она, хотя ее дрожь усиливается.
— Мне следовало уделить тебе больше внимания.
— Я могу мириться с чувством холода. Моя одежда со временем высохнет. Я не хочу нас тормозить
— Не будь такой упрямой, — упрекаю я, водя руками вверх и вниз по ее замерзающим бедрам. Она такая же холодная, как я.
Сейчас более чем когда-либо я хотел бы дать ей немного своего тепла, но мне нечем поделиться.
На самом деле я, вероятно, черпал ее тепло, как адский сангвизу. Я проклинаю свою странную склонность мерзнуть после использования своей силы.
Прямо сейчас я холодный и немного возбужденный.
Как это вообще возможно?
— Снимай одежду, — бормочу я.
— Что?..
— Снимай, — приказываю я. И снимаю рубашку. — Ты наденешь мою. Сними шаль, рубашку и леггинсы. — Я заставляю себя говорить мягко, объясняя логику своих приказов. Обычно никогда никому не объясняюсь, но теперь я должен ее успокоить. — Если ты не снимешь мокрую одежду, влага заберет оставшееся тепло из твоего тела по мере испарения. Лучше надеть что-нибудь сухое.
— Ох. — Она колеблется на мгновение, затем быстро срывает шаль, покрывающую ее великолепные волосы, и мокрую тунику. Я заменяю ее своей, натягивая одежду на ее тонкие руки и нежные плечи, и по пышной плоти ее груди. Мои пальцы касаются нежного бугорка. И почувствовал крошечный кусочек металла.
Ах. Все правильно. Ее соски проколоты. Я помню, как видел эти крошечные золотые кольца в ту ночь, когда раздевал ее холодное, бессознательное тело. В то время я не особо об этом думал — это был просто еще один странный мидрийский обычай, навязанный ей, — но теперь я очарован.
Крошечные золотые кольца — символ мидрианского подчинения, и я нахожу их очень возбуждающими.
Меня охватывает будоражащий трепет.
О, что я могу с ней сделать. Я обычно не упиваюсь такими мыслями, но с ней все по-другому. Я чувствую, насколько она отзывчива. Ее нежные соски уже затвердели. Я хочу погладить их, но в этот момент она взвивается в седле и натягивает мою рубашку до самых бедер, тщетно пытаясь сохранить скромность.
— С-спасибо, — болтает она, демонстративно игнорируя мои прикосновения.
Она прижимает руки к своему телу и пытается согреться, потирая бока.
Терпи, глупец.
У меня не должно быть таких плотских мыслей, пока она замерзла и страдает.
Наконец-то, Амали теперь высохла и тепло одета… ну, во всяком случае, ее верхняя половина. На ней моя туника, и вид ее в моей собственной одежде заставляет меня чувствовать себя собственником.
Часть меня рада, что пятна крови на рубашке скрыты темнотой. Кровь давно высохла, но я буду рад, когда смогу постирать одежду.
Даже наемные убийцы не любят путешествовать грязными.
Но этого недостаточно.
Амали все еще дрожит.
— Наклонись к шее Облака. Обними его.
Без слов она подчиняется. У нее нет выбора. Я провожу руками в перчатках по ее бедрам. Ее мокрые лосины холодные. Слишком холодные.
— Ты должна снять их.
— Но под ними ничего нет.
— Я знаю. Не волнуйся. Нет ничего, что я раньше не видел. И не планирую сейчас воспользоваться тобой, Амали.
— Ох. — Она холодная и дрожащая, но мне кажется,
я заметил в ее голосе нотку разочарования?
Ее явно смущает наше маленькое затруднительное положение.
Хм. Эта женщина тигландер теперь проявляет ко мне интерес? К моему холодному, странному телу? Ее не отталкивают руки убийцы. Она не уклоняется от моих прикосновений.
Она знает, на что я способен, но не боится меня.
Я никогда в жизни не встречал такой женщины.
Мой член немного напрягается, и в груди вспыхивает искра тепла.
Я сопротивляюсь внезапному желанию сорвать с ее тела леггинсы. Как и искушению провести руками по ее голой коже. Учитывая насколько я сейчас холодный, мне, наверное, не стоит к ней прикасаться.
Я соскальзываю из седла и прыгаю на землю, резко выдыхая, когда тепло распространяется через грудь и вниз к животу… и члену.
Если бы она не была близка к переохлаждению... если бы у нас не было плотного графика...
Я стискиваю зубы.
Потом.
Я займусь этим позже.
Я достаю рюкзак, который привязан к седлу Облака. Роюсь внутри и нахожу сверток ткани, зажигательный патрон и кремень. Затем беру обломок коряги и обматываю его тряпочкой, получая грубый факел.
Стуча зубами, Амали неловко ерзает.
— Ч-что, черт возьми, ты делаешь сейчас, Кайм?
— Терпение, — бормочу я и вкладываю поводья Облака в ее пальцы. — Подержи его немного.
Ударяю по кремню. Искра попадает на сальник, и мой грубый факел оживает.
Амали смотрит вверх и вздыхает, когда свет заливает огромное пространство.
Серый камень словно парит высоко над нашими головами, образуя огромный потолок, украшенный длинными сталактитами и сверкающими кристаллами. Это напоминает мне древние храмы на другой стороне хребта Таламасса. Построенные для поклонения давно забытым богам, они по-прежнему невероятно величественны, хотя и рассыпаются в прах.
Вдалеке я слышу мерный хлюп капающей воды — звук, который был здесь тысячи зим и, вероятно, останется, когда мы все умрем и уйдем, а мидрийская империя давно развалится в прах.
Даже я замолкаю, восхищенный величием пещеры. Мной овладевает странная умиротворенность. Мне всегда нравилось путешествовать по этим тихим древним местам. Нравится ходить через подземелье. Почему-то мне здесь комфортно.
Чуствую себе словно я дома.
Но несмотря на весь неземной гламур пещеры, я считаю женщину на лошади гораздо более привлекательным зрелищем. Мой взгляд обращен на нее, когда я подхожу и вкладываю ей в руку самодельный фонарь.