Я подавляю эмоции и опускаюсь на землю рядом с ним, заправляя длинный подол рубашки себе под зад. В его руках появляется сверток ткани. Кайм быстро разворачивает его и предлагает мне содержимое.
Есть два куска твердого сыра, странная колбаса и длинный коричневый квадрат, похожий на полированный камень. Что это такое? Оно вообще съедобно?
— Где ты все это взял? — спрашиваю я. У меня начинает выделяться слюна. Мой желудок издает громкое злобное рычание. Все эти события: побег, верховая езда и то, что адские волки чуть не убили меня, — разжигают аппетит.
— Мы проезжали несколько рынков, покидая Даймару, — пожимает плечами он, беря кусок сыра. Другой он передает мне. — Попробуй. Это кувеборг. Думаю, из гор вокруг Эдалии. В столице он пользуется большим спросом.
Жадно беру сыр и запихиваю в рот. Он соленый, сладкий, ореховый и острый одновременно. Голод берет верх, и я сьедаю весь кусок.
Кайм дает мне ровно половину колбасы. Она восхитительно жирная и острая — именно то, что мне нужно.
Когда я доела, он ломает любопытный коричневый квадрат пополам и предлагает мне кусок.
— Что это? — Я смотрю на брикет с подозрением. Он холодный, твердый и не сильно пахнет.
— Попробуй. — Кайм откусывает свою половину и медленно жует.
На мгновение я замираю от вида его крепкой челюсти, пока он прожевывает кусок. Меня тянет к его губам, таким же бледным, как и все остальное. Я пытаюсь представить, каково было бы прикоснуться к нему, почувствовать его губы на своей голой коже.
Я прикладываю коричневую полоску к губам и слегка откусываю. Вещество твердое, но как только попадает в мой рот, оно начинает таять.
И оно… сладкое.
Густое, сливочное, мягкое, горькое и очень вкусное.
Что это? Почти греховный вкус.
Я не понимаю, как Кайм может просто кусать свой кусок и пережевывать его так механически, как будто это не более чем кусок сухого черствого хлеба. Разве он не наслаждается едой?
Я позволяю этому брикету таять во рту, смакуя каждый кусочек.
— Осталось еще что-нибудь? — Слова невольно срываются с моих губ.
— Хм. — Ответ Каима веселый, снисходительный и до ужаса загадочный. Только он может сделать такое выражение лица. Почему-то он смотрит на мой рот. От его пристального взгляда у меня в животе порхают бабочки.
Жар поднимается к моему лицу и груди, свертываясь в моем животе и просачиваясь в мою плоть, которая прикрыта только тонкой полоской ткани.
— Что? — Мой голос — надломленный шепот.
Кайм протягивает руку.
Я замираю.
Его большой палец касается моей щеки. Его перчатки исчезли, и кожа казалась теплой.
Ощущение его твердого мозолистого большого пальца, скользящего по моей нежной коже, словно удар током.
— Похоже, ты ешь неаккуратно. — Он одарил меня загадочной почти улыбкой, отдергивая большой палец, показывая полоску восхитительного растаявшего вещества на своих бледных пальцах.
— Это называется шоколад, — бормочет он, глядя на мои губы. — Мидрианцы привозят его у пиратов, которые плывут по Луксланскому морю.
Предположительно пираты переправляют его из Иншада. Это опасное дело. Они называют это кровавой пищей. Многие умерли из-за шоколада. Боюсь, это все, что у меня есть. Тебе повезло вообще попробовать. Это редкость и невероятно дорогая, а слишком много его не приносит пользы.
— Это вызывает привыкание, — выдыхаю я, облизывая губы. — Как что-то такое вкусное может быть вредным?
Кайм не отвечает. Он меня не слышал? Его глаза странно блестят, как будто в них пролилась капля глубокого звездного неба.
Он наклоняется вперед. Его запах окружает меня: сочетание иголок сосны, утренней росы, первых зимних морозов и подводного течения чего-то темного, загадочного и, несомненно, мужского.
Его губы касаются моей мочки уха.
— Иногда трудно понять, что для тебя хорошо, а что плохо.
От теплой ласки его дыхания у меня по спине пробегает приятная дрожь. Мое тело отвечает его собственному желанию. Я поворачиваюсь к нему, протягивая руку. Не знаю почему. Я просто хочу прикоснуться к нему.
Он ловит мое запястье твердой, но нежной хваткой.
— Позже, — рычит он, лаская мою ладонь подушечкой большого пальца.
Этот простой маленький жест вызывает у меня мурашки по коже.
Я знаю, что это.
Это приглашение.
Но это еще не все.
Это заявление о намерениях.
— Я достаточно отдохнул, — заявляет Кайм, осторожно отпуская мою руку. Разочарование и тоска кружатся во мне. — Нам нужно идти. Мы почти на южном конце Комори. Есть еще несколько способов добраться до твоей деревни. — Его лицо темнеет. — Мы можем встретить сопротивление.
— И ты будешь сражаться, — мягко говорю я, прекрасно зная, что Кайм принесет быструю смерть любому мидрианцу, который встретится на его пути.
— Мы с тобой заключили сделку, Амали. Я буду защищать твой народ любой ценой.
Странно, я думала, он согласился только для того, чтобы помочь мне предупредить моих людей. Я ничего не помню о защите.
Не то чтобы я жалуюсь. Наличие Кайма на моей стороне — даже если оно на его условиях — выходит за рамки того, что я когда-либо могла себе представить.
Второй раз в жизни я больше не чувствую себя бессильной.
Я смотрю на грязные повязки, обмотанные вокруг его левого плеча.
— По крайней мере, позволь мне закрепить повязку, прежде чем мы уйдем.
— И так заживет, — повторяет он немного раздраженно.
— Не будь упрямым, — рычу я, повторяя его предыдущие слова. — Честно говоря, все вы, мужчины, одинаковы, когда дело касается ран, болезней и тому подобного. Почему так трудно позволить, чтобы о тебе позаботился кто-то другой?
Брови Кайма нахмурились в смятении.
— Я такой же упрямый, как они? Как люди? — многозначительно говорит он.
— Нет. Ты еще хуже, — рявкаю я. — Дай мне это сделать. Ты не пойдешь сражаться с мидрианцами, пока я не поправлю повязку. В самом деле, Кайм. Это меньшее, что я могу сделать.
— Хорошо. — Он поднимает темную бровь и загадочно смотрит на меня. Затем он слегка приподнимает руку, демонстрируя мне скульптурное совершенство своего тела. Наполовину расписаный черный змей на его руках смотрит на меня. В некоторых местах чернила настолько плотные и темные, что блестят в лунном свете.
Я с трудом верю, что он позволяет мне это делать, и все же это кажется совершенно естественным. Где-то по пути между нами что-то изменилось. Я этого не понимаю, но не могу сопротивляться.
Я снова сомневаюсь. Мои руки дрожат.
— Давай, — протягивает Кайм, казалось, более чем довольный собой. — Как уже сказал, я не кусаюсь.
— Не хочешь кусать или не будешь кусать?
— Не хочу. Во всяком случае, не тебя... — он приподнимает хитрую темную бровь, — если, конечно, тебе не нравятся подобные вещи.
Нравятся?
Мои внутренности скручиваются, когда я пытаюсь представить, каково было бы чувствовать его губы, его рот… и даже его зубы на моей голой коже.
— Заткнись и позволь мне закрепить повязку, — рявкаю я, когда мои щеки заполыхали жаром.
Кайм просто наклоняет голову, глядя на меня темным непроницаемым взглядом.
Я начинаю думать, что он всегда будет так смотреть на меня. И начинаю к этому привыкать.