Пришел Хог — кот — и уставился на своего хозяина, он требовал жрать. «Это животное, — подумал Ларри, — просто ходячий желудок. Если я захочу слетать на восток на пару недель, мне придется или взять его с собой в самолет, или пристрелить. Хотя, если мне действительно захочется слетать на восток, то лучше уж пристрелить себя… правда, я не хочу стреляться. Слишком много людей пустили себе пулю в лоб, я желаю чего-нибудь индивидуальное. Колеса, что ли? Нет, колеса отдают пресыщенностью, даже когда приводят к смерти».
Ларри снова посмотрел в зеркало — побриться? Нет.
В одиннадцать Ларри начал свою первую лекцию.
Перед ним сидели его студенты: молоденькие девицы, эти несбыточные мечты, эти мимолетные украшения, такие яркие и свежие. Они нравились ему. Да и парни были не хуже девиц. Современные юноши и девушки стали более походить друг на друга. В его время парни не были такими утонченными и изящными. Современные ребята казались более мягкими, возможно, более добрыми. Единственное, чего, может быть, им недоставало — это смелости, но, возможно, их смелость была более высокой и скрытой. Атомный век породил странное поколение, и Ларри давно решил для себя, что просто осуждать их — это значит возводить защитный экран, за которым пытаться спрятать свои собственные изъяны.
Ларри смотрел на ребят, сидя за своим столом. Стол — символ власти.
— Что за дерьмо… — вырвалось у Ларри.
Класс все слышал, некоторые рассмеялись.
— Я уже сегодня а-а, — отколол один смышленый парнишка.
— А подтерся? — спросил его Ларри.
— Возможно, не совсем, — не заставил себя ждать острослов.
— Универсальный ответ, — заметил Ларри.
— Эй, — выкрикнул с задней парты толстый парень в желтом спортивном костюме, — мы будем обсуждать, кто как просрался и обтерся? А я думал, это курс Современной литературы. За что вам деньги платят?
— Большинство людей ужасно некомпетентны в своих профессиях. Возможно, я один из них. Не знаю, не уверен. Но в чем я не сомневаюсь, так это в том, что способен надрать задницу такому наглецу, как ты. И хотя это не так уж и важно, но зато утешает меня…
— Я готов! — вскочил со своего места толстяк.
— Окей, идем.
Студенты стали выходить из аудитории. Они собрались под огромным дубом возле библиотеки и сформировали круг. Появились бойцы. Ларри снял пиджак и бросил его на землю. Толстяк шумно пыхтел. Он смахивал на многотысячную банду лягушек. Потом он атаковал.
Ларри вошел в клинч и с правой ударил парня в живот. Толстяк пукнул и отступил. Теперь он стал кружить вокруг Ларри. Ларри выжидал.
Потом они закружили оба. Они кружили и кружили.
— Нy, давайте! — выкрикнул кто-то из зрителей. — Деритесь!
Ларри поманил толстяка.
— Ну, подходи, я припечатаю тебя, бздун!
— Старый хрыч, — огрызнулся толстяк, — твоей дряхлой жопе пришел конец!
Они продолжали кружить. Некоторые студенты стали возвращаться в аудиторию. Другие разбрелись по саду.
Ларри и толстяк остались одни.
— Я скажу отцу, и он пристрелит тебя, — пригрозил толстяк, продолжая нарезать круги.
Ларри остановился.
— Ничего у нас с тобой не получится, мы боимся друг друга.
Он повернулся и пошел прочь. Когда он вернулся в аудиторию, половина парт пустовала. Ларри занял свое место за столом. В аудиторию вошел толстяк.
— Тебе будет трудно получить у меня «А», — бросил в его сторону Ларри.
— Да я знаю, — усмехнулся парень, усаживаясь, — они достанутся молоденьким девочкам с тугими дырочками.
— И чем туже, тем вероятнее, — добавил Ларри и внимательно осмотрел оставшихся. — Ну, кто еще хочет выплеснуть свое дерьмо наружу, встаньте!
Сначала подошел один парень, за ним другой. Когда все парни встали, начали вскакивать девицы. И вот они все стояли перед Ларри.
— Ясно, садитесь. По-видимому, придется завалить весь этот долбаный класс.
Студенты сели.
— Сила разрушает, — обратился Ларри к аудитории, — а бессилие порождает неудачников. Я прощу вам ваши издевки, если кто-нибудь назовет имя писателя, который, как мне кажется, неплохо знает свое дело. Его имя, если читать задом наперед, звучит так: s-u-m-a-c.
— Смак, — откликнулся один умник.
— Нет, тогда получится Каме — великий венгерский поэт и конокрад XIX столетия. Вы все облажались, ребята. Ну, что скажите?
— А что вы думаете о Капоте?
— Я никогда о нем не думал.
— А о Мейлере?
— Думал только об его женах.