— Идите, подождите в машине, — сказал Папа.
Мы ждали час. От неподвижного ожидания уже ломило тело. Приближалась ночь. Улица погружалась в темноту. Мы с ненавистью наблюдали через входную дверь за грузно упершимися в обеденный стол Папой и Фредом. Вино клонило их головы к тарелкам, но они отчаянно сопротивлялись. Находясь всего в четырех футах друг от друга, они орали как в опере и молотили кулаками по столу. Они были чудовищами, уродливыми безумными монстрами.
— Только посмотрите, — сказал я. — Меня тошнит от них.
— Да, вот это папуля у нас, — согласился Карло. — Жук навозный.
— Скоро я свалю отсюда, — сказал Виктор. — Я знаю, как встать на ноги. Вот только мне исполнится двенадцать, увидите. И духа тут моего не останется. Тогда-то они пожалеют.
Наконец в их дебаты вклинилась Мама. Нам не было слышно, что она говорит, но, судя по жестам, речь шла о нас.
— Пусть подождут! — рявкнул Папа.
Лицо Карло посинело, жилы на шее напряглись, и утробный дьявольский рев пронзил беспечную тишину вечера. Это было настолько неожиданно и жутко, что Папа и Фред перестали орать и уставились в недоумении друг на друга, отчасти даже отрезвев. Затем Папа поднялся, покачиваясь на резиновых ногах, обогнул стол и помог встать Фреду. Всем видом своим смахивающие на двух умирающих от жажды, они выдвинулись на крыльцо и, хватаясь для устойчивости друг за друга, ухнули по ступенькам вниз. На четвереньках, едва не вспахивая носами землю, они добрались до тротуара. Однако когда они достигли машины, в них взыграло чувство собственного достоинства, и они умудрились подняться и даже прикинуться трезвыми.
Папа просунул голову через заднюю дверь и омерзительно оскалился. Его зрачки то и дело закатывались.
— Все подготовились? — прохлюпал он, брызгая слюной.
Мы не ответили. Фред Бестоли обогнул зигзагами машину, приостановился у водительской дверцы и, заговорив сам с собой, двинулся иноходью прочь по дороге. По размышлении Папа отправился ему на выручку. Он настиг его под яблоней у двора Уитли. До нас долетали их скомканные булькающие крики. Фред, оказывается, забыл, что купил машину. Пока они проясняли ситуацию, на крыльце Уитли вспыхнул свет. Это высекло в сознании отца последнюю искру человеческого достоинства. Он затих и, хотя и с превеликим трудом, но препроводил Фреда к машине. Они тяжело сопели и кряхтели на всем пути следования и постоянно подставляли друг другу подножки.
К этому времени мы уже потеряли всякий интерес к поездке. Опасаясь за свою жизнь, мы попытались выбраться из машины. Но Папа не позволил нам этого сделать. Хотели кататься, будете кататься!
— Но он же не сможет вести машину, он совсем пьян, — сказал я в сторону Фреда.
— Я поеду! — заявил Папа, засовывая Фреда в салон.
Братья застонали. Отец никогда в жизни не садился за руль автомобиля. На крыльце появились Мама и Бабушка, они направлялись к нам. Фред заснул, и Папа пытался самостоятельно отыскать у него в карманах ключи от машины. Мы распахнули заднюю дверцу и выпрыгнули на улицу. Мама взмолилась, чтобы Папа никуда не ехал, но тот продолжал упрямо выворачивать карманы Фреда, переваливая его с боку на бок, как мешок с картошкой. Наконец он нашел ключи и стал тыкаться в приборную панель в поисках замка зажигания. Тут к действию подключилась Бабушка со шваброй. Она просунула швабру в дверцу и выбила ею ключи из папиной руки. Когда он нагнулся за ними к полу, Бабушка нанесла ему второй удар шваброй — в голову. Это возмутило Папу. Он схватил швабру, вырвал ее из рук Бабушки, выбрался из машины и сам устремился в атаку. Но Бабушкино самообладание остановило его. Она крепко стояла на ногах, руки в боки и сыпала нелицеприятными эпитетами. Пока они поливали друг друга оскорблениями, Мама подобрала ключи и положила в карман нового жакета.
К этому времени почти на всех крылечках нашего квартала горел свет. Соседи с интересом наблюдали за происходящим у машины. Неожиданно Папа и Бабушка прекратили перебранку. С помощью Мамы они вытащили Фреда из машины и отвели домой. Мама опустила занавески на окнах и выключила свет в гостиной. Один за другим стали гаснуть фонари на соседских крылечках, закрываться и запираться на засовы двери. Наступала тихая лунная ночь.