Он припарковался у таблички, предупреждающей, что стоянка категорически запрещена в любое время суток. Улица была пустынна. Луна прошла над городом и скрылась за горизонтом на севере. Несколько окон светилось в здании Сити-Холла, но у фасада было темно и пустынно. Белым каменным потоком низвергалась широкая лестница от главного входа с колоннами к тротуару. Ее нигде не было, ни на тротуаре, ни на ступенях, ни у колонн. Появился троллейбус. Он напрягся, вглядываясь. Вышла высокая женщина в брюках. Он хлопнул в сердцах по рулевому колесу и откинулся назад. Мэри Осака не носила брюк, и она не была высокой. Он включил радио. «Звездно-полосатый стяг» разлился в ночи. Он слушал, но слышал только грохот собственных мыслей, гвоздящих его одним словом — дурак. Музыку перекрыл колокольный звон. Полночь — радиостанция заканчивала вещание. Маленькая фигурка показалась из-за колонны наверху и стала спускаться по ступеням. Это была она! Она шла, как куколка, но на него это произвело такой эффект, будто навстречу ему по ступеням Сити-Холла маршировала десятитысячная армия. Он одурел от восторга.
Семеня ножками, она спешила к нему, и, когда он увидел, что у нее с собой все необходимое для короткого путешествия, он понял, что ее мысли были такими же, как его, и ее планы совпадали с его, и неожиданно он пылко и зычно затянул «Звездно-полосатый стяг», так как у него не нашлось иных слов, равносильных его радости и упоению. Она открыла дверцу и проскользнула внутрь, щедро одарив его широкой улыбкой и ароматом духов. Вцепившись в рулевое колесо, с побелевшим от невыразимого восторга лицом, он не мог шелохнуться. Она встала на колени на сиденье, бросила свое пальто и сумку на пол, положила свои теплые руки ему на уши и поцеловала его холодными и свежими, как салат, губами.
— Ох, Минго. Сумасшедший Минго!
Он по-прежнему пребывал в оцепенении.
— Мы с тобой сумасшедшие, Минго. Оба. Разве это не удивительно?
Его язык шевельнулся. Он хотел заговорить о его признательности, о его обожании, о любви, о вечной жизни, но его язык только завибрировал в такт содроганиями тела, и он забился, как в лихорадке.
Единственное, что он смог произнести, было:
— Мэри?..
— Конечно, мы поженимся, глупый!
Тут он совершенно потерял рассудок. Он рванул машину, вылетел на середину и устремился вперед по трамвайным рельсам. Она свернулась калачиком рядом с ним, ее золотые, как апельсины, коленки почти касались его подбородка, ее рука была у него под мышкой. Прошло немало времени, прежде чем он вышел из комы и стал замечать знаки дорожного движения. Они ехали по дороге на Санта Барбару. Лас-Вегас был в противоположном направлении. Он обогнул квартал и нашел бульвар на Пасадену. Теперь он смог заговорить.
— Хорошая машина. Я одолжил ее.
Потом:
— Красивая ночь. Звезды.
А потом:
— Я сделаю все, чтобы быть тебе хорошим мужем.
И наконец:
— Мэри Осака, я люблю тебя.
Она вытащила несколько заколок из волос, и теплый ночной ветер разметал их, как черных птиц, в разные стороны. Ее глаза любовались усеянным звездами небом. Слышен был только шорох покрышек по асфальту. Через час они были под сводами апельсиновой аллеи за Глендорой. Они остановились на чашку кофе в Барстоу, где было холодно, и изо рта валил пар. На морозном рассвете, когда они пересекали границу Калифорнии за Долиной Смерти, она уже спала. Они въехали в Лас-Вегас в восемь тридцать. В девять утра он получил свидетельство о браке. Через дорогу находилось здание гражданского суда. В девять тридцать они вышли оттуда мужем и женой. Он старался держаться так, будто он делал это каждый день, а вот Мэри была по-настоящему спокойна. Когда он открыл дверцу машины, она остановилась, заглянула ему в глаза и улыбнулась. Он потупился на свои ботинки, сглотнул слюну и робко покосился по сторонам.
— Поцелуй меня, Минго.
— Сейчас? Чтобы все люди видели?
— Я не вижу никаких людей.
Он чмокнул ее в щеку. Она забросила руки ему за шею и, страстно прижавшись, вонзила губы ему в рот. Его глаза расширились, ясно выказывая, как он напуган и одновременно рад.
В миле от города они нашли мотель с выстроенными полукругом маленькими белыми коттеджами. Управляющий в майке встретил их всепонимающей и лукавой улыбкой. Мэри стояла рядом с Минго, пока управляющий, обмакивая тусклое перо в чернильницу, заполнял регистрационную книгу:
«Мистер и миссис Минго Матео, декабрь, 7, 1941».