— Снова?
Он выставил три пальца.
— Три раза за три недели.
— Да что ты врешь! — взревела Линда.
В голубом развевающемся пеньюаре она выскочила из ванной с пузатым парфюмерным флаконом в руке. Я даже глазом не успел моргнуть, как флакон полетел ракетой через кухню. Валенти присел, но присел неудачно — прямо в зону поражения, и бутыль, с капустным хрустом отлетев от его груди, упал на пол. Он крякнул от боли, вскочил на ноги и бросился на нее.
— Ты, сука ненужная!
— Ты, придурок недоделанный!
Я воткнулся между ними. Через мое плечо Валенти вцепился в белокурые волосы Линды. Она просунула руку у меня под мышкой, добралась до его физиономии и пустила в ход свои длинные ногти. Три алые полосы проступили на его щеке. Когда я унял их, они стояли, покачиваясь, как бойцовые петухи, готовые в любую секунду продолжить поединок. Вдруг Линда оторвала ступню от пола и застонала.
— Мои духи! Это был подарок моей сестры! Нет, вы только посмотрите!
Флакон, прокатившись после падения по голубому линолеуму, оставил на нем все свое содержимое. Кухню наполняло амбре «Воль де Нуа». С предсмертным воем Линда унеслась обратно в ванную. Валенти потрогал свою щеку, взглянул на окровавленные кончики пальцев. Его губы дрожали, а слезы сочились из глаз, как воск со свечи.
— И теперь она еще нападает на меня. Моя собственная жена.
— Забудь.
Он театрально расхохотался, развернувшись, как от взрыва, в мою сторону и воздев руки к потолку.
— Забыть?! Как я могу забыть это?! Чем я заслужил все это?! Я — Альфредо Валенти!
— Забудь.
— Кончай ты с этим «забудь»! Кто вообще тебя спрашивает?!
— Ты позвонил мне. Ты вытащил меня из кровати в два часа ночи.
— Зачем я только сделал это!
Я подошел к двери в ванную и постучал.
— Это я, Линда.
— Не подходи ко мне! — закричала она. — Ты тоже виноват!
Я вернулся на кухню и чуть не грохнулся на пол, поскользнувшись на разлитых духах. Валенти, сунув голову под кран, омывал оцарапанное лицо.
— Валенти, — сказал я. — Ты просто ревнуешь.
Он выпрямился. Вода стекала с его лица на рубашку.
— Я ревную?! — его большой палец ткнул в сторону ванной. — К ней?! — он дурно засмеялся. — Ну, не смеши ты меня!
— Линда порядочна. Она любит тебя.
Валенти щелкнул языком.
— Любит! Ну-ну! Сегодня вечером я прихожу домой, и кого я вижу на кухне за моим столом как у себя дома?! Собственного брата Майка!
— Ну и что?
— Да ты не знаешь этого проныру Майка! Это же тот еще жиголо! Он увел у меня всех девушек, которые у меня были! А теперь еще с Линдой!
— Чепуха. Ты женат сейчас.
— Это его еще больше устраивает! Все вообще просто становится! Он сидел у меня на кухне без пиджака!
— У тебя просто жарко. Я тоже снял пиджак.
— Да ты бы видел его шелковую рубашку! А эти красные, как у пожарного, подтяжки! Я знаю, зачем он снял пиджак! Откуда мне знать, что он здесь еще делал?!
— Забудь.
— Да хорош тебе с этим «забудь»!
— Ты сумасшедший.
— А вчера! Я работаю весь день, как собака, чтобы сделать ее счастливой, прихожу домой, и где я ее нахожу?!
Я ничего не ответил.
— На лестнице внизу! Разговаривает с этим говнюком Уолтером, никудышным торгашом обувью!
— И что?
— Да я не верю ни на грош всем этим торгашам! Ты же знаешь, кто это такие!
— Ты очень придирчив, Валенти. Может же она поговорить с кем-нибудь.
— Ты не знаешь ее. Посмотри только, как она ходит! Как она виляет своим хвостом! Это же ясный намек! Зачем она носит такие короткие юбки? И такие обтягивающие?! Если меня это заводит, отчего же ни кого-нибудь другого?!
— Забудь, Валенти.
Он припечатал кулак к Столу.
— Если только она допустила это! Я должен знать, что произошло!
— Что допустила?
— Этих подонков!
— Ты сумасшедший. Ты невменяемый, душевнобольной.
— Я должен знать. Я не смогу этого перенести.
— Ты сказал — три раза. А что было в третий раз?
— У-у, — простонал он, — этот гнусный маленький крысеныш!
— Кто?
— Пацан — разносчик! Он постоянно слоняется тут вокруг! Один из этих прыщавых студентов! Вечно тут кружит, ногти свои грызет!
— Кружит?
— Да-а! Он приносит продукты и вещи всякие. Вечно здесь ошивается и разглядывает ее ноги! Видел я этого прилипалу!
— Его не за что винить, у Линды прекрасные ноги.
Не следовало говорить этого. Он закусил нижнюю губу и вперился в меня немигающим взглядом, сжимая и разжимая кулаки на столе. Затем пододвинулся ко мне поближе и заговорил с чувством необыкновенного достоинства.