— И еще, — добавила она. — Я хочу новую машину. «Шевроле» — родстер. Такой — двухцветный.
— Хорошо, — сказал я, — иди домой. Я скажу Валенти.
Я отвез ее домой. По пути мы заглянули в аптеку за примочками для ее глаза.
— Он просто очень вспыльчив, — сказал я. — Но он любит тебя.
— Змей, — сказала она. — Он называет мою маму жабой.
— Это ничего не значит.
— Но она не жаба. Она толстая, но красивая.
Я оставил ее перед дверью в их квартиру. Потом я поехал в город в управление электросбыта, где Валенти работал заместителем главного инженера. У него была хорошая работа, и я был уверен, что он далеко пойдет. Я нашел его в конструкторском бюро за чертежами. Большой кусок пластыря закрывал его правое ухо.
— Как это тебя угораздило?
Он невинно улыбнулся.
— Да все она. Графином с водой.
— Она не говорила мне об этом.
— А она говорила тебе о том, как она гонялась за мной с разделочным кухонным ножом?
— Она сказала мне, что ты сбил ее с ног.
— Да едва толкнул ее — совсем чуть-чуть!
— А как же фингал под глазом?
— Это не я! Может быть, молочник. Может, Уолтерс снизу. Может, разносчик. Может, мой брат Майк — у него горячий темперамент. А может, они все вместе пришли туда, и завязалась драка. У нее так много поклонников — неудивительно, что время от времени возникают трения.
— Ты должен извиниться.
— Перед этой последней проституткой?! Никогда!
— Ты поставил ей синяк.
— Она давно напрашивалась!
Но Валенти извинился. Когда я привел его домой, и он увидел кровоподтеки у нее под носом, он упал на колени и стал умолять о возмездии.
— Вызови полицию! Отправь меня в тюрьму! Разведись со мной, Линда! Я не заслуживаю тебя!
Она не оспаривала этой точки зрения. Он поцеловал ее заплывший глаз, а она поцеловала его залепленное пластырем ухо. Они стояли посреди комнаты и целовались. Потом Валенти поднял голову и принюхался. Я тоже не остался равнодушен к этому запаху — благоуханию соуса к спагетти. Он выпустил ее из объятий и вышел на кухню. Она стояла и неуклюже улыбалась уцелевшей стороной лица. Мы слышали, как он орудовал на кухне ложкой в кастрюле. В гостиную он вернулся с загадочным выражением лица.
— А по какому поводу спагетти?
— Я подумала, ты будешь рад.
— Так это ты для меня приготовила?
— Конечно, дорогой.
— Ты уверена?
Она посмотрела на меня слегка испуганно, я посмотрел на Валенти. Глаза его злобно поблескивали.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
— Я имею в виду, что мы подрались сегодня утром. Ты атаковала меня графином и кухонным разделочным ножом. Ты вышвырнула меня вон. Я сказал, что больше не вернусь.
Линда вздохнула.
— Но, дорогой, Джим сказал, что приведет тебя домой. Я хотела сделать тебе сюрприз.
— И поэтому ты приготовила спагетти аж на семерых?
— А что — много? Я не знала, дорогой.
Валенти сложил руки на груди.
— А может, вы собирались отпраздновать тот факт, что вышибли меня вон? Может быть, и Майк, и Уолтер, и молочник, и разносчик уже приглашены?
— Заткнись, Валенти, — прервал я его.
Линда закричала:
— Я не вынесу этого! Я ненавижу его! Я бы убила его!
Валенти криво усмехнулся.
— Ты слышал, Джим? Ты слышал это? Убила бы меня!
Я вышел из терпения.
— Валенти, ты невыносим! Эта девушка любит тебя. Она пытается сделать тебя счастливым. Она делает все, что может. Но ты изъеден ревностью! Твой рассудок отравлен ею! Ты не заслуживаешь ее! Я думаю, она должна бросить тебя. Я думаю, она вынесла более чем достаточно.
Валенти бухнулся в кресло-качалку и уставился на свои туфли. Мои слова возымели действие. Казалось, он вот-вот заплачет. Мы смотрели на него неотрывно, смотрели прямо в его бесстыжие глаза. Пылкий блеск их начал тускнеть. Потом в уголках набухли две большие капли и скатились по щекам.
— Джим прав, — сказал он. — Линда, ты должна бросить меня.
И тут не выдержала Линда. Видеть его таким — пристыженным и жалким — было уже слишком для нее.
— О, бедный ты мой! Дорогой мой, милый Альфредо!
Она упала на колени перед ним, достала откуда-то платок и утерла его слезы.
— Джим неправ, дорогой. Это вообще не его дело!
— И я мутузил тебя! — он зарыдал. — Убей меня, Линда! Уничтожь меня!
И все повторилось сначала: она целовала его заклеенное ухо, он целовал ее распухший глаз. С меня было достаточно. Я не мог больше участвовать в этих нелепых метаморфозах. То убийство и смерть, то жизнь и любовь. Но, видимо, им так нравилось. Мне нет. Не говоря ни слова, я направился к двери. Когда я выходил в коридор, Валенти окликнул меня: