Гарри ненавидел парикмахерские. Этот финальный поворот в кресле, эти зеркала, они стали для него моментом абсолютного ужаса.
Монк был крайне сосредоточен. Он осматривал себя. Тщательно изучал свое изображение — лицо, шею, волосы — все. Казалось, он был восхищен увиденным. Наконец он сказал:
— Так, Пауль, с левой стороны, кажется, надо снять чуток, да? И еще — видишь, маленький клочок торчит? Это надо точно убрать.
— Да, конечно, Монк… Сейчас все уберем…
Цирюльник снова развернул Монка и заколдовал над торчащим клочком. Гарри наблюдал за движениями ножниц. Клацанья было много, но отстриженных волос почти не прибавилось.
Пауль вновь крутанул кресло. И Монк принялся разглядывать себя по-новой.
Легкая улыбка коснулась правого уголка его губ, тогда как левая сторона лица еле заметно задергалась. Самовлюбленность с легким приступом сомнений.
— Нормально, — сказал Монк, — вот теперь ты все сделал, как надо.
Пауль обмахнул Монка маленькой метелкой. Падая, мертвые волосы кружили в мертвом мире.
Монк порылся в кармане, отсчитал плату за стрижку плюс чаевые — денежный звон в мертвый полдень.
И вот Гарри и Монк вышли на улицу и направились в бар.
— Только стрижка может дать человеку почувствовать себя, как заново родившимся, — высказался Монк.
Он всегда был одет в светло-голубую робу, рукава неизменно закатаны, чтобы все видели его бицепсы. Парень хоть куда. Ему не хватало только женщины, которая бы стирала и гладила его трусы, майки, носки, и складывала бы все это в комод.
— Спасибо, что составил мне компанию, Гарри.
— Не за что, Монк…
— Следующий раз, когда я соберусь подстригаться, тоже возьму тебя с собой.
— Возможно, Монк…
Монк шествовал рядом с бордюром, и все случилось как во сне. В желтом сне. Произошло все вдруг и неожиданно. Гарри даже не сообразил, как возникло в нем это желание. Но он не воспротивился ему. Он сделал вид, что споткнулся, и налетел на Монка. И Монк, словно потерявший равновесие канатоходец, полетел прямо под автобус, желтый автобус. Водитель налег на тормоза, но раздался удар, нет, не громкий — глухой удар. Монк оказался в сточной канаве: и новая прическа, и родимое пятно, и все остальное — рухнули в сточную канаву. Гарри опустил взгляд и — странная вещь — вот что он увидел: в канаве рядом с Монком лежал его бумажник. Видимо, при ударе он выскользнул из заднего кармана Монка и теперь лежал в грязи. И он не просто лежал, он возвышался, как маленькая пирамида.
Гарри нагнулся, подобрал бумажник и положил себе в карман. Он почувствовал его тепло и благосклонность. Ё-о-мое. Затем Гарри повернулся к Монку.
— Монк? Монк… как ты?
Монк не реагировал. Но Гарри заметил, что он дышит, да и крови нигде не было видно. И внезапно лицо Монка показалось Гарри вполне симпатичным и добрым.
«Ебанатик, — подумал Гарри, — и я ебанатик. Все мы ебанутые, просто каждый по-своему. И нет никакой правды, нет ничего реального, ничего нет». Но что-то все-таки было. Да — толпа. Кто — то крикнул:
— Расступись! Освободите ему дыхательные пути!
Гарри отступил от тела и двинулся сквозь толпу. Никто не остановил его.
Он шел на юг. Позади доносились рулады сирены «скорой помощи». Она выла в унисон с его виной. Но потом, довольно скоро, вина испарилась. Словно бы пришел конец долгой войне, и нужно жить дальше. Все неизменно. Подобно блохам и сиропу к блинчикам.
Гарри нырнул в бар, в котором никогда раньше не бывал. Все было на месте — и бармен, и бутылки, и темнота. Гарри заказал двойной виски и махом запустил в себя. Жирный бумажник Монка выглядел переспелым плодом. Должно быть, в пятницу у мойщиков окон была зарплата. Гарри извлек купюру и заказал еще двойной. Ополовинил, помедлил в благоговении и добил. Впервые за долгое время он почувствовал удовлетворение.
Несколько позже Гарри посетил «Дом бифштексов Гротона». Он вошел в зал и уселся рядом с прилавком. Раньше Гарри здесь не бывал. Высокий, тощий, совершенно невзрачный человек в поварском колпаке и грязном переднике подошел к прилавку и бросил на Гарри косой взгляд. Он был небрит и от него несло рыбой.
— Тебе нужна работа? — спросил он.
«Какого хуя каждый норовит заставить меня вкалывать?» — подумал Гарри и ответил:
— Нет.
— Нам нужен посудомойщик. Пятьдесят центов в час плюс задница Риты, когда захочешь.
В зал вышла официантка. Гарри оценил ее станок.
— Нет, спасибо. Для начала я возьму пива. Бутылочное. Любое.
Повар склонился над прилавком поближе к Гарри. Из ноздрей у него торчали длиннющие волосы. Они топорщились крайне агрессивно, как в неожиданном ночном кошмаре.