— Тятя, а мы уедем когда-нибудь тоже обратно в степь? — Спросила она, худенькая девочка в лаптях на босу ногу, заглядывая снизу вверх в глаза отца, в которых первый раз в жизни она увидела слезы.
— Обязательно, дочка! Пройдет немного времени, ты точно уедешь, вот так же на этом белом пароходе. — Отец прижал худенькое тельце к себе и сказал это так твердо и убедительно, что Катя поверила. — К осени школу поставим, теперь с его колесом куды с добром! Мужиков высвободили от выгрузки, вон с лесосплава перебросили на строительство! В школе читать и писать научат, сестрам про своего Буратино сама прочитать сможешь!
За редколесьем, прижавшемся к яру, стучали топоры.
Глава 9
Валера Уманов сидел за столиком кафе и ждал Тамару Сможенкову. Их отношения, скорее, были партнерскими и дружескими, без той искорки, которая вспыхивает нежданно и негаданно, воспламеняя костер любви. Да и пара, по мнению поклонниц Уманова — спортсмена, ленинского стипендиата, была более чем странной — невзрачная, худосочная девушка с огромными, грустными глазами, одетая всегда в белую блузку с бантом а-ля 1920-е да черную юбку ниже колен, и высокий, красивый шатен в фирменном джинсовом костюме!
Тома опаздывала, причем уже на целых полчаса, что ранее с ней не случалось никогда. Выпив вторую чашку чая, Уманов собрался уходить, когда к нему подсел парень лет тридцати, развернув перед носом удивленного студента красные корочки сотрудника КГБ:
— А давайте-ка, Валерий, накатим по «соточке».
— Простите, — замялся Уманов. — Здесь не подают спиртного, да и вообще я жду девушку.
— Игорь Валентинович, можно просто Игорь! — Сотрудник убрал корочки в нагрудный карман джинсовой куртки и достал из «дипломата» небольшую металлическую фляжку с коньяком со словами: — Армянский, из Еревана привез, в командировке там был недавно. Ну, за знакомство, за дружбу, и между народами тоже!
Молодые люди выпили, опрокинув чайные стаканы почти одновременно.
— Чем обязан? — Валера приложил носовой платок к губам и внимательно посмотрел на собеседника, который прикуривал от импортной зажигалки.
— Трагические страницы нашей истории трактуются неоднозначно, и взгляды людей иногда диаметрально противоположны. Согласись, что у людей старших поколений, очевидцев тех событий, есть желание помочь молодежи разобраться с прошлым. Возникает закономерный вопрос: зачем?
Игорь выпустил кольцо дыма, которое поплыло к расписанному снежными узорами витражу.
Валера внимательно посмотрел на кажущегося беспечным собеседника и задумчиво произнес сокровенные мысли, которые недавно излагал в дневнике: «История или её восприятие помогают быть вместе, потому что невозможно жить с комплексом своей беспомощности, никчемности и вины».
Хмель тихо закружил в голове, а голодный желудок напомнил легким подсасыванием под ложечкой.
— Человечество живет одновременно в трех измерениях — настоящем, прошлом и будущем, как сказал классик. Я абсолютно уверен, что только правильная оценка прошлого позволит иметь будущее в своей стране.
— Не спорю! — Игорь налил еще коньяка. — Однако мы же постоянно копаемся в себе! Согласитесь, рефлексия порой захлестывает, разрушая восприятие эпохи, как некой целостности доброго и злого, сваливая всю вину на Сталина, заметьте при этом опять же по воле одного человека — товарища Хрущева!
— Вы знаете, а я абсолютно уверен, что ни партия, ни комсомол, да и вообще никто не должен нас учить, как вести внутренний диалог, изучая историческую правду. — Уманов выпил и продолжил: — Не понимаю, зачем засекречивать историческое прошлое, которое ушло в вечность безвозвратно. Чего, а главное, кого боимся?
Игорь Валентинович внимательно слушал Уманова. Этот высокий, красивый и смелый парень, действительно, говорил искренне, не опасаясь предъявленных красных корочек, от которых у других начиналась дрожь в коленках.
— Допьем, коллега, у нас с вами одна альма-матер, товарищ Уманов!
Возникла некая пауза, которую Игорь наконец задумчиво прервал:
— Исторический я закончил в 1980 году с большим вопросом по жизни: «Мы окунаемся в историю и оцениваем наше прошлое, чтобы себя разрушить, чтобы не оставлять себе шанса на дальнейшее развитие, дабы посмотреть в будущее с гордо поднятой головой из-за сталинских репрессий?» Неожиданно склонившись над столиком, почти касаясь лица Уманова, тихо добавил: — Что мне рассказать детям об их прадеде, генерале КГБ, пустившим себе в год моего рождения в 1956-м пулю в висок, когда за ним пришли коллеги по указке Хрущева?