Вечеряли за столом при открытых ставнях с традиционной закуской из грибков да картошкой с тушенкой из комендантских запасов, запивая брагой. Всю водку Малышкин выпил до этого. Марья ушла по велению мужа топить баню.
— Слышишь, на меня зла не держи. Я ведь знал, что все это рук Долгих. Он зверь, а не человек, но что он ординарца хлопнет прилюдно, да по тебе пройдется, истинный крест, не знал! — Григорий плеснул в граненые стаканы браги. — Ядрёная она у тебя. Ну, будем, за лучшее впереди!
Малышкин, набычившись, уперся кулаками в стол, начал проговаривать каждое слово. Сначала Ускову даже показалось, что Степан Кузьмич говорит, словно хочет закрепить в своей памяти картины из ненавистного для него прошлого:
— В конце июня прибыл долгожданный пароход «Мельник», только не с продовольствием, а с тремя сорокасаженными баржами на буксире, полными спецпереселенцев. Весь народ был из Омской области. Плыли они сначала по Иртышу, потом по Оби и Васюгану целый месяц. Преобладали женщины, старики, подростки и дети. Их мужики были приговорены от десяти до двадцати пяти лет! — Хозяин дома, опрокинув в себя очередной стакана браги, снова заговорил, и Григорий понял, что в словах Степана нет даже намека на покаяние:
— Мы радовались приходу парохода, так как это нас спасало от голода! Это кулацкое отродье, как известно, люди хитрые и вдобавок жадные. Они имели способность на всякие махинации, враги народа одним словом! При выселении они сумели захватить с собой немало продуктов, муки, сухарей и крупы свыше разрешенных норм питания на каждого едока. За счет этих излишков мы избавились от проклятого голода. В этой экспроприации я преуспел! — Хозяин дома усмехнулся и снова выпил: — За что был и назначен комендантом. Это уже опосля, в 1930-м году, ссыльный доктор проклятый, видимо, отомстил; укол жене и дочурке поставил; они враз и померли! Я его спьяну потом удавил на хрен, понимаешь?!
Бычья голова повернулась в сторону Ускова. В красных глазах стояла злость нелюдя, оборотня. Жирные волосы прилипли к мокрой залысине, а сам Малышкин был настолько противен, что Григория охватило чувство омерзения. Ему хотелось грохнуть сальную рожу в миску с грибами и уйти, но останавливала мысль о том, как сволочь напротив увела от него любимую девушку! Григорий ждал продолжения рассказа… Неожиданно у Степана полились горькие слезы, и он заплакал, рухнув на стол, а потом, захлебываясь брагой и соплями, просто завыл:
— Мне в районе было приказано разместить таких, как ты, с таким расчетом, чтобы в один будущий поселок разместить приблизительно сто семей, желательно, чтобы земляки были. Ну, это к тому, чтобы не враждовали, и по-соседски, так сказать, соответственно и план гнали. Нужно было определить пригодную для разработки под посев землю. Наша комендатура должна была разбить участки для 30-ти тысяч семей в радиусе 300 километров. Вот так я и оказался по приказанию партии в Парбиге, тут и Марью встретил. Как видишь, сошлись, хотя она меня и не любила никогда, но голод сильнее, чем любовь! Отоварку для начальства почувствовал уже?! Вот, то и оно, сытный хлеб всему голова, а не шуры-муры там под подолом.
Малышкин протянул стакан в сторону гостя.
— И что потом?
Усков налил и себе из опустевшей четверти. Не чокаясь, выпил и захрустел капустой. Степан вытер рукавом глаза, кинул в рот кусок сала и, медленно прожевывая, начал спокойно, почти тихо рассказывать:
— А потом сюда пришла первая баржа. На берег сошло мужиков десять или девять; походили, осмотрели местность; возвратились на баржу и категорически отказались выгружаться. Орут, ****ь, мол, одни болота и пригодной земли тут нет. Народец на барже и зароптал! Нас из начальствующего состава всего трое: со мной боец безусый с винтарем да землеустроитель из района. Супротив нас, понимаешь, человек пятьдесят здоровых мужиков, да их отцы, да сваты, тоже, я тебе доложу, еще те старички бородатые, сытое и здоровое кулачье одним словом! Я повторил команду выгружаться, они ни с места. Дали гудки, тоже не помогает. Пошел на баржу, спрашиваю: «В чем дело, почему не выгружаетесь?» Орут, суки: «Нам все равно, чем от голода мучиться, лучше сразу умереть. Нас привезли сюда на медленную смерть, проедим то, что есть с собою, и подохнем, как мухи. Так лучше потопите всех сразу. Мы заодно и вас потащим с собою, будем подыхать, так вместе».
Малышкин, повернувшись к кровати, достал из-под матраса бутылку водки и начал разливать по стаканам: