Выбрать главу

— А что ты там делал? — Сын с удивлением посмотрел на старика.

— Так печку перекладывал в конторе, еще в мае, что, забыл!

— В мае, отец, я лес еще валил, только, как ты карту добудешь?

— Председатель пьет неделю, я и подкачу на опохмелку, вроде как дымоход проверить, а там, как Бог даст!

— Добро! — Медведев поднялся от стола, задвинув венский стул. — Григорий, вяжи руки и в кутузку отправляй, чтобы деревенские старухи видели. Они потом уже по селу разнесут о нашем спектакле. Думаю, с картой отец до обеда уже справится, а ординарец твой в камеру передаст!

Малышкин сидел за столом и тупо смотрел в пустую тарелку, словно пытался найти в ней ответ:

— Как жить дальше?!

Мария возилась у плиты, вынимая из русской печи чугунок с ухой, и как только плеснула ее в тарелку мужу, он вздрогнул и спросил:

— До ветру ходил и видел, как Гришка Усков с дедом Шевелевым на болота подались, не знаешь зачем?

— А мне до этого какое дело?!

Развернувшись, было собралась отойти от стола, но Малышкин схватил жену за юбку, та треснула по шву сзади, обнажая белые ягодицы. Метнувшись в сторону, женщина оказалась в крепких объятиях, с зажатым сильной рукой горлом так, что перехватило дыхание.

— Сука! Дела тебе говоришь до Гриньки нет, а к кому каждую ночь огородами бегала, пока я пил?! Говори, падла подколодная, пока башку твою красивую не оторвал, ну! Уверен, что он сказывал тебе о своих планах.

Глаза Марии налились кровью, воздуха не хватало, она пыталась безуспешно вырваться, и в какое-то мгновение почувствовав, что кончается, прохрипела: «На остров!»

Захват ослаб, она стала хватать жадно посиневшими губами воздух и зарыдала от страха, боли и унижения.

— Черемухов?! — От мужа несло рыбой и перегаром; позывы рвоты подкатили к горлу, и Маша с силой укусила за палец супруга, тот взвыл, отпустив женщину. Она метнулась в сени; муж в один прыжок догнал её и стал пинать сапогами безвольное тело, потом крепко поцеловал в разбитые губы и вышел, бормоча:

— Понятно, для чего Усков на остров подался, «свои уши» доложили давеча, что народец подбивать начал на бунт против советской власти, комендант липовый, но мы еще посмотрим, кто кого! На «Черемухах» союзников ищет среди кулаков, бежавших от меня!

На улице шел дождь. Малышкин, видя, как жена с трудом пытается подняться с пола, выматерился, сорвал брезентовый плащ с гвоздя и крикнул в хату:

— Убью, сучка, а ухажера твоего скоро прилюдно хлопнут. В район я, через неделю, другую, жди. Любить тебя опосля буду слаще Гришки твоего! А на остров за ним рванешь, сгинешь в топи, так что выбирай!

Через час телега с лежащим в ней бывшим комендантом Крыловки и возницей, верным ему человеком, покатилась под горку в сторону районного центра с красивым названием Парбиг, что с кельтского языка означает «крутояржная река».

Глава 8

Моросил собрат осеннего дождика из туч, полчищами зависшими над тайгой. Старик Шевелев поднялся с кряжистого пня, подошел к заросшему мхом тополю, долго шарил по нему костистыми руками, облепленными мошкарой, а затем указал шестом направление их долгого пути по болоту. Усков понял проводника, потому что лишайник растет больше на северной стороне нижней части стволов деревьев, а ошибиться в сторонах света нельзя, таких ошибок тайга не прощает никогда, об этом путники знали не понаслышке. С ранней зари шли они след в след по тропе, ведомой только зверью да избранным охотникам. В период короткого отдыха Шевелев возносил руки к небу, бормотал молитвы, и снова трогались на север. Неожиданно дед присел за корягу, махнув рукой Грине, чтобы тот тоже затаился. Проваливаясь в грязь, «уф-фая» и крутя бурой башкой, молодой медведь шел им навстречу той же тропой с подветренной стороны. Григорий протянул руку к голенищу за пистолетом, но старик неожиданно смахнул со спины котомку и подбросил её вверх…

Медведь резво повернулся и пустился наутек, обдав желтым поносом болотистые кочки. Дед рассмеялся беззубым ртом:

— Все равно поклажа с сухарями мокрая, а «пестун» вот повеселил нас, обосрамшись-то! Теперь без остановки чесать будет куды с добром! Вон, обгоревшую кедерку видишь? — Старик обернулся и показал шестом в сторону обугленного дерева. — Молния в неё шандарахнула. Особливо внимательный будь, в трясину ступаем. Она, как хищник, живое в себя засасывает, а мертвое не трогает!

— А почему так? — Григорий почувствовал, что почва под ногами изменилась. Она при каждом шаге вздрагивала и колыхалась.