– Прости. Я опять опоздала…
Рорк только покачал головой. Он смотрел на человека, которого знал мальчишкой, «Вот еще один погиб», – подумал он.
Ева отвернулась и достала рацию.
– Произошло убийство… – начала она.
Сбрызнув руки и ботинки аэрозолем, Ева подошла к телу. Смерть у Шона Конроя была долгая и мучительная. На запястьях и горле она обнаружила порезы, но неглубокие – чтобы кровь текла помедленнее. Туловище от грудины до лобка было вспорото, правый глаз выколот, язык отрезан.
Индикатор показал, что он умер меньше двух часов назад. И наверняка пытался кричать…
Пока тело фотографировали, Ева отошла в сторону и подняла брюки, которые сорвали с убитого. В кармане лежал бумажник.
– Жертва опознана, – сказала она, снова включив рацию. – Это Шон Конрой, гражданин Ирландии, сорока одного года, проживавший на Семьдесят девятой улице, 783. В бумажнике – грин-кард и разрешение на работу, двенадцать долларов кредитками, три фотографии.
Она проверила остальные карманы, нашла электронные карты-ключи, три доллара двадцать пять центов мелочью, клочок бумаги с адресом дома, где он погиб. И медальон с эмалью, на одной стороне – зеленый трилистник, на другой – силуэт рыбы.
– Лейтенант! – обратился к ней санитар. – Вы закончили осмотр тела?
– Да, можете увозить. Скажите доктору Моррису, чтобы был повнимательнее. – Она сунула бумажник и содержимое карманов в пластиковый пакет и обернулась к Рорку. Он не проронил ни слова, и по выражению его лица даже она не могла ничего понять.
Ева протерла руки очищающим раствором и подошла к нему.
– Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?
Рорк посмотрел на пакет, в котором лежали вещи Шона, увидел медальон и покачал головой.
– Нет.
Она еще раз окинула взглядом место преступления – ужас смерти посреди блеска и великолепия – и вдруг приметила небольшую изящную статуэтку, стоявшую у вазы с бледно-розовыми цветами. Это была женская фигура в длинном платье с накидкой, вырезанная из белого камня. Она показалась ей смутно знакомой.
– Что это за статуэтка?
– Где? – Рорк рассеянно обернулся, шагнул к статуэтке и собрался уже взять ее в руки, но Ева его остановила.
– Смотри, здесь какие-то буквы. ПДМ. Странно…
Рорк усмехнулся, и Ева сердито посмотрела на него.
– Прости. Это привычная для католиков аббревиатура. Пресвятая Дева Мария.
– Ты что, католик? – спросила она удивленно и подумала, что стыдно не знать о собственном муже подобных вещей.
– Был в прошлой жизни, – Рорк пожал плечами. – Но из меня даже служки не вышло. А эта вещь явно не отсюда, – добавил он. – Мои декораторы не имеют привычки использовать предметы культа.
Рорк посмотрел на прекрасное строгое лицо, вырезанное из белоснежного мрамора, и уверенно сказал:
– Это он ее сюда поставил.
Ева нахмурилась:
– Ты считаешь, что ему был нужен зритель? Он что же, устраивал представление для нее?
Сколько лет прошло с тех пор, как Рорк перестал считать себя католиком, но ему было трудно об этом говорить.
– Похоже, он хотел, чтобы она дала ему благословение. Что, в общем-то, одно и то же.
– Ты знаешь, кажется, я видела такую же у Бреннена. Она стояла на туалетном столике у кровати. Там она была вполне уместна, и я не обратила на нее внимания. Там были эти бусы… ну, для молитвы, голографии детей, такая же статуэтка, серебряная щетка для волос, гребень, синий флакон с духами…
– Ничего себе, не обратила внимания, – пробормотал Рорк и подумал, что некоторые полицейские умеют замечать все.
– Просто запомнила, что она там была. В этом нет ничего особенного. Тяжелая, – сказала она, кладя статуэтку в еще один пластиковый пакет. – Похоже, дорогая. – Она посмотрела на клеймо на подставке. – Итальянская?
– Сделано в Риме.
– Может, удастся отследить?
Рорк покачал головой:
– Выяснишь только, что за прошлый год продали тысячи таких статуэток. В Ватикане полно лавочек с подобным товаров. Я сам с несколькими сотрудничаю.
– Все-таки проверим. – Ева взяла его под руку и вышла с ним вместе. – Тебе здесь делать нечего. А мне надо еще немного поработать, составить отчет. Через несколько часов вернусь домой.
– Я хочу позвонить его семье.
– Пока что не могу тебе этого разрешить. Подожди. Подожди! – повторила она, заметив, каким жестким и напряженным стал его взгляд. – Дай мне несколько часов, Рорк… – Она беспомощно опустила руки. – Я сочувствую твоему горю.
Он притянул ее к себе, обнял, прижался к ней. Она смущенно погладила его по спине.
– Впервые с того дня, как я узнал тебя, я жалею о том, что ты – полицейский.
Он разжал объятия, повернулся и зашагал прочь.
Ева стояла на ветру, вдыхала морозный воздух и чувствовала себя виноватой, сама не зная, в чем.
Когда она приехала домой, Рорк сидел, запершись, у себя в кабинете. Встретил ее только кот, который терся о ее ноги, пока она снимала куртку.
«Что ж, иногда неплохо побыть и одной», – решила Ева. Надо было работать. Раз утешительница из нее никудышная, остается одно – быть полицейским. Тут она хотя бы знает, что делать…
Галахад, с трудом карабкаясь по ступенькам, направился за ней в кабинет, где она обычно работала, а когда Рорка не бывало дома, и ночевала. По дороге Ева заглянула на кухню, налила себе кофе и сделала сандвич с тунцом – скорее для выжидающе на нее посматривавшего Галахада, нежели для себя. Половину она тут же отдала коту, который схватил сандвич с таким видом, будто голодал месяц, а другую захватила с собой.