Швейцар чрезвычайно напоминал Соммерсета – дворецкого, завоевавшего любовь и признательность Рорка и искреннее презрение Евы. Она взглянула на него с улыбкой победительницы и сказала:
– Машина будет стоять там, где мне будет удобно, парень. И, если вы не хотите, чтобы мы с сержантом предъявили вам обвинение в неоказании помощи полиции, быстренько проводите нас в пентхаус Томаса Бреннена.
– Это, к сожалению, невозможно. Мистера Бреннена нет, – процедил швейцар сквозь зубы.
– Пибоди! Запишите имя этого гражданина и вызовите машину – пусть его доставят в участок для выяснения.
– Слушаюсь, мэм.
– Вы не имеете права меня задерживать! – Швейцар явно занервничал. – Я выполняю свою работу…
– Вы мешаете мне выполнять мою. Ну-ка, догадайтесь, чью работу судья сочтет более важной?
Ева со скрытым злорадством наблюдала за тем, как он молча жевал губами, пока рот его не превратился в тоненькую ниточку. «Точно, – подумала она, – один в один Соммерсет! Неважно, что на двадцать фунтов тяжелее и на три дюйма выше».
– Хорошо, – наконец нехотя произнес швейцар. – Но можете быть уверены: я позвоню начальнику полиции и извещу его о вашем поведении.
– Воля ваша. – Подав знак Пибоди, Ева направилась за швейцаром к входу.
За сверкающими хромом дверями располагался просторный вестибюль – настоящий тропический лес с высоченными пальмами, буйством цветов, чирикающими птичками. Был здесь даже бассейн, устроенный вокруг фонтана, представлявшего собой статую пышнотелой обнаженной до талии дамы, державшей в руках золотую рыбку.
Швейцар набрал код, жестом пригласил Еву и Пибоди следовать за ним, и они втроем вошли в лифт – стеклянную кабину, двигавшуюся по прозрачной шахте. Ева, у которой от подобных аппаратов кружилась голова, встала строго по центру, Пибоди же прижалась носом к стеклу и с восторгом смотрела на проплывавшие мимо этажи.
На шестьдесят третьем этаже двери раскрылись, и они оказались в холле площадью поменьше, но не менее роскошном. Швейцар подвел их к двойным дверям из бронированной стали.
– Швейцар Строби в сопровождении лейтенанта Даллас, полиция Нью-Йорка, и ее помощницы.
– Мистера Бреннена в настоящее время нет, – раздался голос, в котором явственно слышался ирландский акцент.
Ева отодвинула Строби в сторону.
– Срочный вызов, – сообщила она, подставив свой значок под электронный глаз сканера. – Нам необходимо попасть внутрь.
– Одну минуту, лейтенант. – Сканер загудел, раздался щелчок – замки открылись. – Вход разрешен. Будьте добры, не забывайте о том, что помещение находится под защитой охранной системы «Скан-ай».
– Включите запись, Пибоди. Строби, отойдите в сторону.
Прежде всего Ева почувствовала запах – и тихо выругалась. Она слишком хорошо знала, как пахнет насильственная смерть.
Обтянутые шелком стены гостиной были вымазаны кровью. Одну из частей тела Томаса 3. Бреннена она увидала на ковре. Его рука валялась ладонью кверху, и пальцы были согнуты, словно в мольбе. Отсечена она была на запястье.
Ева услышала, как за ее спиной Строби закашлял и тут же кинулся прочь – в холл. Ева же вытащила оружие и, держа его на изготовку, стала медленно осматривать помещение. Интуиция подсказывала ей, что все, что здесь произошло, уже произошло, и тот, кто это устроил, благополучно скрылся, но она действовала строго по инструкции, осторожно продвигаясь по гостиной, стараясь при этом держаться ближе к стене.
– Если Строби в состоянии отвечать, выясните у него, где находится хозяйская спальня.
– По коридору налево, – сообщила Пибоди через минуту. – Но его все еще выворачивает наизнанку.
– Дайте ему какой-нибудь тазик, а потом закройте двери – лифта и входную.
Ева двинулась по коридору. Запах здесь был таким тяжелым, что она старалась дышать сквозь зубы. Дверь в спальню оказалась незапертой. Из щели была видна полоска яркого искусственного света и доносились звуки чарующей моцартовской мелодии.
То, что осталось от Бреннена, лежало на огромной кровати, застланной роскошным атласным покрывалом. Единственная рука была прикована серебряной цепью к изголовью. Ева догадалась, что ступни находятся в совсем другой части квартиры.
Стены наверняка были звуконепроницаемые, но в том, что человек перед смертью долго и страшно кричал, сомнений не было. «Интересно, как долго? – подумала она, разглядывая тело. – Сколько боли может вытерпеть человек, пока сознание не отключится?»
На второй из этих вопросов мог бы ответить покойный Томас Бреннен.
Он был обнажен, одна рука и обе ступни отрезаны, кишки выпущены наружу. Единственный глаз был обращен к зеркалу, где отражалось то, что осталось от тела.
– Господи Иисусе! – прошептала замершая в дверном проеме Пибоди. – Пресвятая Дева!
– Мне нужен мой походный набор. Вызовите наряд и выясните, где его семья. Да, еще позвоните электронщикам. Если Фини там, поговорите с ним, только не забудьте включить блокиратор – репортерам об этом знать незачем. Чем меньше подробностей станет известно, тем лучше.
Пибоди судорожно сглотнула, с трудом удержав в себе недавний ленч.
– Слушаюсь, мэм.
– Уведите Строби куда-нибудь подальше, я не хочу, чтобы он все это видел.
Когда Ева обернулась, Пибоди заметила мелькнувшую в ее глазах жалость. Но через секунду Евин взгляд снова стал взглядом профессионального полицейского – сдержанным и цепким.
– Давайте приниматься за работу. Этот сукин сын должен гореть в аду!
Когда Ева добралась наконец до дому, было около полуночи. Глаза у нее слезились от усталости, под ложечкой сосало, голова раскалывалась. Перед тем, как уйти с работы, она долго и тщательно мылась под душем в общей раздевалке – ей казалось, что все поры ее тела пропитались кровью и ужасом.