– Я не закончила, сэр. Прошу дать мне договорить.
Бросив взгляд на Тиббла, Уитни кивнул:
– Хорошо, лейтенант, договаривайте.
– Я отлично понимаю, что моя личная жизнь, мой брак являются предметом обсуждения как в департаменте, так и среди широкой публики. С этим я могу смириться. Я также понимаю, что дела моего мужа, а особенно способы ведения этих дел, тоже вызывают любопытство. И с этим я смирилась. Но я считаю оскорбительным то, что моя репутация и личные качества моего мужа ставятся под сомнение. От прессы, майор, этого можно ожидать, но не от моего начальника! Вам хорошо известно, майор, что для меня лишиться значка – все равно что лишиться руки. Но если мне придется делать выбор между службой и семьей, я предпочту потерю руки.
– Никто не требует от вас выбора, лейтенант. Примите мои извинения.
– Лично я ненавижу анонимки, – заговорил Тиббл, глядя Еве в лицо. – Так что сохраните ваш праведный гнев до пресс-конференции, лейтенант. На экране это будет отлично смотреться. А я бы все-таки хотел услышать отчет о ходе расследования.
Разозлившись, Ева забыла про страх, поэтому говорила легко и уверенно. Она сообщила имена шестерых человек, виновных в убийстве Марлены, предоставила диск с собранными о них сведениями и предложила свою версию случившегося.
– Убийца, который звонил мне после каждого преступления, говорил, что его игра зовется местью. Исходя из этого, я считаю, что он мстит за смерть одного из тех людей. Связь просматривается легко. Марлена – Соммерсет – Рорк.
Она сказала это как бы вскользь, словно речь шла о чем-то обыденном, но сердце ее при этом готово было выпрыгнуть из груди.
– Что касается шестерых погибших, то нет оснований считать, что это дело рук одного человека. Их убивали на протяжении трех лет, причем в разных местах и разными способами. Однако все шестеро имели отношение к игорному синдикату, базирующемуся в Дублине. Его деятельность двенадцать раз инспектировали как местные власти, так и международные организации. Факты говорят о том, что эти люди были убиты по различным мотивам, вероятнее всего – либо коллегами, либо противниками.
– Тогда где же связь с убийствами Бреннена, Конроя и О'Лири?
– В сознании преступника. Доктор Мира готовит психологический портрет, который, я думаю, подтвердит мои предположения. Скорее всего, убийца считает, что Марлена была убита из-за Рорка. Его хотели проучить, поскольку он посмел действовать на чужой территории.
– Следователь к такому выводу не пришел, – заметил Уитни.
– Не пришел, сэр, потому что был тесно связан с синдикатом. Они его прикармливали. Марлена была почти ребенком. – Ева вынула из сумки две фотографии. – Вот что с ней сделали. Следователь потратил четыре с половиной часа рабочего времени и закрыл дело, сочтя это смертью от несчастного случая.
Уитни мрачно разглядывал фотографии.
– Несчастный случай, черт подери! Да это же убийство с особой жестокостью!
– Беззащитная девушка в лапах шестерых злодеев. И они вышли сухими из воды. Люди, которые смогли такое сделать, наверняка хвастались своим подвигом. Думаю, знавшие их близко были в курсе, и, когда всех шестерых убили, кто-то решил, что это дело рук Рорка и Соммерсета.
Тиббл перевернул фотографию Марлены. Он давно уже не вел расследований и понимал, что этот снимок теперь будет его преследовать.
– А вы так не думаете, лейтенант? Вы хотите нас убедить в том, что связи между этими шестью убийствами нет, и что только наш маньяк так считает? Хотите убедить нас в том, что он специально подставляет Соммерсета, а месть его нацелена на Рорка?
– Совершенно верно. Я хочу убедить вас в том, что человек, которого доктор Мира характеризовала как садиста-социопата, уверовавшего в свое божественное предназначение, использует все доступные ему средства, чтобы погубить Рорка. Но с его стороны было ошибкой подставлять Соммерсета, это вы поймете, когда доктор Мира закончит отчет по тестированию. Она дала мне предварительное заключение, из которого следует, что Соммерсет не только не способен на насилие, оно вызывает у него неподдельный ужас. А то, что косвенные улики против него сфабрикованы, и ребенку ясно.
– Я предпочел бы воздержаться от выводов, пока не увижу отчет доктора Миры, – заметил Уитни.
Ева пожала плечами.
– В таком случае могу дать вам свой. Запись с камер в Лакшери Тауэрз была стерта, это нам известно. Однако запись из вестибюля – на которой видно, как Соммерсет входит в здание, – была сохранена. Почему? Макнаб сейчас работает с диском камеры двенадцатого этажа. Я уверена, что она была отключена с того момента, как Соммерсет вышел из лифта. Так же, как и камера в вестибюле, который, по его словам, он покинул приблизительно в двенадцать сорок.
– Для того чтобы это подтвердить, нужно очень чувствительное оборудование.
– Да, сэр. То же относится и к отслеживанию звонков, поступающих в участок. Но в нашем распоряжении теперь такое оборудование есть. И еще одно. В мотиве и способе данных убийств очень важную роль играет религия. Многое говорит о том, что убийца – католик. Так вот, Соммерсет – не католик, да и вообще человек малорелигиозный.
– Религиозные убеждения для многих являются делом сугубо личным и неафишируемым, – проворчал Уитни.
– В нашем случае все совсем не так. Для него это – основной импульс. Кстати, сегодня утром детектив Макнаб, присланный мне в помощь, обнаружил на моем телефоне то, что он называет «эхо». Сигнал был послан не из моего дома, но кто-то очень постарался, чтобы выглядело это именно так.