– Было довольно скучно, – не моргнув глазом, ответила она. – Слушай, а почему ты не в офисе? Я не хочу, чтобы ты из-за меня забросил свою работу.
– Работа идет и без меня. Я руковожу процессом отсюда. Мы с Яном отлично проводим время. Играем.
– Что-нибудь получается?
– Вроде да. Но дело довольно долгое.
– Через пару часов приеду, посмотрю.
– Отлично. На ужин у нас пицца.
– Прекрасно, не забудьте оставить мне кусочек. До встречи.
Она заехала в подземный гараж и обнаружила, что лейтенант Миддл припарковался на ее месте. Пришлось встать почти вплотную к его машине. Выругавшись себе под нос, Ева стукнула дверцей по сверкающему корпусу.
«Новенькая, – подумала она, глядя на поцарапанный бок. – Интересно, в их отделе что, бюджет другой?»
До передачи оставалось пятнадцать минут, и она предвкушала, как сейчас нальет себе кофе, запрется и спокойно посмотрит шоу.
Ева не разочаровалась. Все получилось как раз так, как и было задумано. Она выглядела разозленной, самоуверенной и дерзкой. Пожалуй, такого он не стерпит.
Ева собралась налить себе еще кофе, и тут ее вызвал Уитни.
Замечания начальства она приняла без звука, выслушала все, что сказали о ее несдержанном выступлении.
– Что, даже огрызаться не будете, лейтенант?
– Нет, сэр.
– Что вы задумали, Даллас?
Она поняла, что реагирует чересчур сдержанно.
– Понимаете, слишком уж им хотелось обсудить мою личную жизнь. Поэтому я и взорвалась, за что и прошу меня извинить. Больше такое не повторится.
– Да уж, постарайтесь. И еще: свяжитесь с мисс Ферст. Я хочу, чтобы вы дали ей еще одно интервью, на сей раз – в спокойном состоянии.
Тут уж Ева не смогла скрыть раздражения:
– Я бы хотела в ближайшее время сократить контакты с прессой до минимума, майор. Полагаю…
– Это не просьба, лейтенант. Это приказ. Вы допустили промах, вам его и исправлять.
Ева стиснула зубы и кивнула.
После разговора с Уитни она целый час просидела за бумагами, пытаясь успокоиться. Однако злость не проходила. Чтобы выпустить пар, Ева позвонила ремонтникам и отругала их за то, что не исправили неполадки в ее машине. После чего нашла в себе силы послать Надин сообщение, в котором известила ее о намерении дать еще одно интервью.
Все это время она мечтала только об одном – чтобы он наконец позвонил. Чем быстрее он сделает ход, тем уязвимее будет.
«Кто он? – думала Ева. – Социопат, садист, эгоист. Но при этом есть в нем что-то убогое, жалкое». Религиозные фанатики всегда оставались для нее загадкой. «Верьте в это и только в это», – говорят людям, и они верят, считая, что иначе их ждет одна дорога – в ад…
Религия была Еве чужда. У каждого верования есть последователи, которые не сомневаются, что избранный ими путь – единственный. И, чтобы доказать свою правоту, они из века в век ведут войны и проливают кровь.
Ева машинально взяла в руки одну из трех стоявших на столе статуэток. Она воспитывалась в государственных заведениях, где закон запрещает вести религиозную пропаганду. Религиозные группировки всегда выступали против этого, но Ева считала, что ей такое воспитание пошло на пользу. Она составила свое собственное мнение, сама определила свое отношение к миру, сама решала, что правильно, а что – нет.
Предназначение религии – направлять и утешать, так? Она взглянула на стопку дисков, которые просмотрела, пытаясь ознакомиться с католичеством поподробнее. Суть его так и осталась для нее тайной за семью печатями, а обряды… что ж, обряды, конечно, зрелищны и очень красивы. Как и Дева Мария…
Ева снова стала рассматривать мраморную фигурку. Как ее Рорк назвал? ПДМ. Очень мило звучит, по-дружески. Так обращаются к тому, кому можно поверить все свои невзгоды.
«Сам справиться не могу – попрошу помощи у ПДМ…»
Однако это действительно была святая женщина. Воплощение всего лучшего. Непорочная Дева, родившая сына божьего, на ее глазах умершего во искупление грехов людских. И теперь какой-то безумец решил сделать ее изображение немым свидетелем своих зверств!
Доктор Мира считает, что все дело в его матери – или в какой-то другой женщине, которой он восхищался и которой доверял. Ева свою мать не помнила. Даже во снах ее не видела. Не помнила ни голоса, напевавшего колыбельную, ни руки, ласкавшей или шлепавшей за провинности… Ничего. Какая-то женщина вынашивала ее девять месяцев, родила ее. А потом что? Убежала? Умерла? Во всяком случае, оставила ее.
«Это к делу не относится, – напомнила себе Ева. – Надо думать не о своем детстве, а о том, где и как рос человек, которого я сейчас разыскиваю. Надо думать о том, что сделало его таким, каков он есть».
Она осторожно поставила статуэтку на стол, внимательно посмотрела на доброе печальное лицо.
– Это еще один его грех, – пробормотала Ева. – То, что он избрал себе такую зрительницу. Я должна его остановить! Может, она мне поможет?
Поймав себя на этой фразе, Ева смущенно засмеялась. Да, католики умны. И опомниться не успеешь, как начнешь разговаривать со статуэткой. Однако таким образом его не поймаешь. Работать надо. Но сначала – домой. Нужно поужинать как следует, выспаться – и снова в бой.
Машины Миддла не было, и поскольку за стеклом она не обнаружила никакой записки, Ева решила, что царапины он разглядеть не успел.
Она открыла дверцу, собралась сесть и тут услышала за своей спиной шаги. Молниеносно выхватив оружие, она обернулась. Шаги замерли, человек послушно поднял руки вверх.
– Хоть с правами ознакомьте!
Ева узнала детектива из своего же отдела и опустила пистолет.