Мишель, также поднявшаяся с постели, направилась к детской кроватке.
Дэниел Льюис пронзительно вопил, его личико сморщилось и покраснело от напряжения.
— Похож на тряпку для мытья посуды, — зевнув, пробормотал Стюарт, гладя на жену, бережно приподнимавшую визжащий сверток.
— Шести недель от роду ты выглядел не лучше, — возразила она, укачивая ребенка.
— Да, разумеется, — кивнул он, наблюдая, как жена расстегивает ночную рубашку и подносит младенца к набухшей груди.
Дэниел был крупным ребенком. Когда он родился, то весил не меньше девяти фунтов. Но Мишель повезло. Роды оказались легкими. По словам Стюарта, у нее были «детородные бедра» — таким образом он намекал, что ей не мешает сбросить вес. Мишель уже начала делать упражнения, дабы избавиться от избыточных фунтов, которые набрала во время беременности; она не сомневалась, что вскоре обретет прежнюю фигуру. В конце концов, ей только недавно исполнилось двадцать...
— Пойду заварю чай, — сообщил Стюарт, проводя рукой по волосам. — Тебе принести что-нибудь?
Мишель не ответила — она вскрикнула от боли: Дэниел слишком рьяно вцепился в грудь. Отняв ребенка от груди, она увидела, что сосок стал ярко-красным. Младенец секунду повопил, но тотчас утихомирился, когда мать прижала его к другой груди, в которую он вцепился с не меньшим энтузиазмом. Его глаза бешено вращались, он с жадностью высасывал из матери молоко.
— Жаль, что ты не можешь меня заменить, — улыбнулась Мишель.
Стюарт почесал грудь. Потом сказал, пожав плечами:
— Извини, дорогая, у меня здесь пусто.
Оба захихикали.
— Мне кажется, у него есть зубы, — неожиданно сказала Мишель, почувствовав острую боль.
— По-моему, он для этого слишком мал, — возразил Стюарт.
Ему уже расхотелось ставить чай. Присев на кровать рядом с женой, он наблюдал, как она управляется с ребенком. Посидев минуту-другую, он поднялся и направился в туалет.
Мишель, прижимавшая ребенка к груди, чувствовала, как нарастает боль.
Ребенок, вцепившийся обеими ручонками в молочную железу, присосался к ней, точно пиявка. Мишель была уверена: у младенца есть зубы. Теперь она уже в этом не сомневалась. Дэниел энергично двигал челюстями, жадно глотая молоко. Мишель нахмурилась: боль становилась нестерпимой.
— Думаю, тебе достаточно, молодой человек, — сказала она, собираясь прекратить кормление, и попыталась отстранить ребенка от груди.
Он не отпускал сосок.
— Дэниел, — ласково позвала она.
Младенец продолжал сосать.
— Дэниел, достаточно, — сказала она, стараясь придать голосу строгость.
У младенца же словно открылось второе дыхание; он с удвоенной энергией набросился на материнскую грудь, все крепче сжимая ее челюстями. Она громко вскрикнула. Ей показалось, что ребенок действительно укусил ее зубами. Зубами, которых у него никак не могло быть. Ею вдруг овладело необъяснимое беспокойство. Ребенок явно не собирался отпускать сосок. А боль становилась все сильнее...
— Господи! — прошептала она, взглянув на вернувшегося в комнату мужа.
Стюарт увидел, что лицо Мишель исказилось от боли.
Потом он увидел кровь. Она сочилась изо рта младенца, смешиваясь с молоком.
— В чем дело? — Стюарт, нахмурившись, шагнул к кровати.
Мишель не отвечала. Морщась от боли, она пыталась отнять от груди ребенка, цеплявшегося за нее обеими ручонками.
Резкая боль пронзила всю ее грудную клетку, ее словно огнем обожгло. Мишель вскрикнула, с силой отстранив от себя младенца. В тот же миг из груди ее хлынула кровь — Дэниел, вцепившийся в сосок, оторвал его.
Кровь заливала ребенка, заливала постельное белье. Младенец, сделав жевательное движение, проглотил откушенный сосок. Мишель завизжала, взглянув на свою израненную грудь. Из рваной раны хлестала кровь. Положив младенца на кровать, она прижала к груди простыню.
Дэниел умиротворенно лежал на кровати, глазки его поблескивали.