Крэйвен вместе с другими ребятами зачарованно наблюдал за тем, как нежная кожа порозовела, затем под воздействием пламени стала ярко-красной. Крэйвен держал спичку плотно прижатой к груди мальчика, пока она не погасла. Потом зажег следующую.
И еще одну. На этот раз он прижал обе к животу Тревора пониже пупка, кожа в этом месте вспучилась красным пузырем, который лопнул на их глазах.
Тревор уже не способен был кричать, он просто стонал и брыкался, не прекращая отчаянных попыток вырваться.
— Ну давай, Харви, поори для нас, — проговорил, улыбаясь, Крэйвен.
Мальчики и девочки, сверстники Крэйвена, следили за происходившим чуть ли не с восторгом, свойственным тринадцатилетним садистам при виде страданий ближнего. Кое-кто радовался, что прижигают не их; другие воспринимали эту сцену как некое праздничное представление, а Крэйвен выступал в роли распорядителя аттракциона.
Он зажег три спички и поднес их к правому глазу Тревора.
Ресницы мальчика начали обугливаться, когда раздавшийся у двери класса крик вынудил Крэйвена отбросить спички.
В класс влетел мальчик и, чуть не падая — так он торопился, — бросился к своему месту за партой.
— Идет! — сообщил он.
И четверо мучителей Тревора устремились к своим местам, оставив свою жертву. Несчастный с трудом пошевелился, и тут грубый толчок Крэйвена бросил его на стоявший рядом стул. Мальчик растянулся на полу под смех и улюлюканье класса.
Шагая по коридору, Хэкет услышал шум, а потом наконец нашел и тот класс, который искал. Он вошел, улыбнулся и прикрыл за собой дверь.
— Это 3-й "А", правильно?
— Да, сэр, — хором ответил класс.
Тревор сгорбился за своей партой, рубашка его была расстегнута, глаз слезился. «Однако, — думал он, — могло быть и хуже. Как на прошлой неделе».
Хэкет, по-прежнему широко улыбаясь, представился классу, рассказал, откуда он приехал, что им ждать от него и чего он ожидает от них. Потом вышел на середину классной комнаты и, остановившись у доски, выжидательно оглядел ребят.
— А теперь я хочу познакомиться с вами, так что, пожалуйста, поднимайтесь по очереди и называйте свои имена. Посмотрим, скольких я запомню. — Он театрально потер руки. Жест вызвал одобрительный смех в классе.
Один за другим дети вставали и представлялись, и Хэкет каждого внимательно разглядывал. Их было меньше двадцати, в основном они сидели парами или по трое, кроме Тревора, одиноко жавшегося на первой парте. Голову он по-прежнему держал опущенной.
Почти все уже назвали себя, осталось только два человека.
— Филип Крэйвен, сэр.
Мальчик опустился на место.
Хэкет переплел пальцы при звуке этого имени, какое-то воспоминание мелькнуло в его голове.
— А, художник! — улыбаясь, произнес он.
Крэйвен, похоже, смутился.
— Я видел твою картину в приемной директора. Сову. Ведь это ты нарисовал, верно? В школе один Филип Крэйвен?
В классе захихикали. Крэйвен покраснел и улыбнулся.
— На меня картина произвела большое впечатление. Несколько, правда, кровожадный сюжет, насколько я помню?
— Жизнь не всегда прекрасна, сэр, — заметил Крэйвен с чуть поблекшей улыбкой.
— Так ты еще и философ? — протянул Хэкет.
Он посмотрел на последнего, еще не представившегося мальчика. Тревор все так же сидел с опущенной головой.
— Твоя очередь, — обратился к нему учитель.
Мальчик взглянул на него снизу вверх, но не пошевелился. «Либо плут, либо смутьян, — подумал про себя Хэкет: — Такой есть в каждом классе».
— Встань и, пожалуйста, назови свое имя. Это ведь так просто. — Он улыбнулся.
— Так и он у нас очень простой, сэр, — подал голос Крэйвен, и все захохотали.
Хэкет взглядом обвел класс, и шум затих.