-Да.
— Ну вот...
Зыков замолчал, глядя на Турецкого темными глазами из-под нависших надбровных дуг.
— Вы думаете?
— Я ничего не думаю. Это вам думать нужно. Конечно, Зыкова легче всего подозревать — за ним прошлое. Вам, я вижу, не объяснить, что человек может в корне измениться. Но какие у меня мотивы-то? По-серьезному?
— Так, может, просветите, у кого они есть? Вы ведь человек бывалый. Помогите следствию.
— Я следствию не помогаю. С детства. У каждого своя работа.
— То есть вы и здесь и там? И в прошлом, и в настоящем. И за этих, и за тех?..
— Я за себя.
— Понятно, Михаил Владимирович. Что ж, прошу вас не уезжать из города. Мы можем вызвать вас еще раз.
— Вызывайте.
Зыков смерил Турецкого тяжелым взглядом глубоко посаженных глаз, поднялся.
— Сегодня я вас более не задерживаю, — не отвел глаз Александр Борисович.
«Ишь, благородный разбойник», — с раздражением думал Турецкий, глядя на закрывшуюся дверь. Он закурил, прослушивая запись разговора, затем снял телефонную трубку.
— Але, это архив? Танечка? Как я рад вас слышать, прелесть моя! Всем одно и то же? Ложь! Я всем разное. Клавдия Сергеевна? Она моя радость. А вы — прелесть. И вообще, кто же ревнует к Клавдии Сергеевне? Она как законная жена. А вот передавать ей этого не следует! Доносчику первый кнут, это еще Горький сказал. Да не вы горькая... Писатель Горький. Господи, вот ведь племя молодое... Вы книжки в школе читали? Интернет? Да, я безнадежно отстал от жизни. Я ведь по делу. Так и думали? Ну, вы ведь умница! Так вот, Танечка, найдите мне дело Губернаторова. Это девяносто девятый год. И справку подготовьте. Что там по материалам? Через три дня? Таня, это ни в какие ворота... Да? Совсем другое дело! Ценю ваше отношение! С меня шампанское. Жду!
«В каких сложных условиях приходится работать!» — вздохнул про себя Александр. Включил кофеварку, открыл сейф, где стояла бутылка коньяка «Д’Бержерак». В мозгу высветился где-то увиденный лозунг: «Распитие спиртных напитков в одиночестве — верный путь к алкоголизму!»
Александр закрыл сейф. Где, спрашивается, Грязнов?
Грязнова не было. Вздохнув, Турецкий раскрыл «визитницу», набрал номер.
— Але? Игорь Николаевич! Приветствую, Турецкий. И я рад слышать. У меня к вам вопрос: кто у нас финансирует блок «Справедливость»? Мне нужны не официальные данные, а истинное положение вещей. Буду ждать звонка. Спасибо.
Игорь Николаевич Самойлович — полковник ФСБ, не был официально включен в состав следственной группы, но прежде уже работал вместе с Турецким, по другим громким делам. И не отказывал в просьбах как заместителю генпрокурора, Константину Дмитриевичу Меркулову, так и Александру Борисовичу Турецкому.
В пределах дозволенного, разумеется.
Глава двенадцатая ЗНАКОМСТВО
Здание лицея находилось в старом центре Петербурга, рядом с бывшей церковкой, обустроенной под кинотеатр. Кинотеатр этот любила молодежь семидесятых — восьмидесятых годов, так как он был единственным местом в городе, где демонстрировали шедевры мирового киноискусства. Марина и сама не раз бывала здесь в ранней юности.
Она вошла в вестибюль лицея, рассматривая скульптуру женщины в царском облачении и огромную Доску почета, на которой значились фамилии именитых лицеистов.
С некоторым трепетом поднялась по мраморным ступеням на второй этаж, разглядывая длинную, во весь пролет лестницы фотогазету, повествующую о походе веселых, чумазых лицеистов на Алтай. Среди ребят определялся худощавый мужчина с густой щеточкой усов.
В кабинете математики мужчина с газетных фотоснимков предстал, что называется, в полный рост. Где-то сто семьдесят пять. Мы почти одного роста, прикинула Марина. Боже, какая чушь лезет в голову... Она так боялась опоздать, что пришла первой.
— Добрый вечер! Вы чья мама? — густым баритоном спросил педагог.
— Мити Оленина. То есть Дмитрия.
— Марина Борисовна? — сверившись с записью в журнале, уточнил классный руководитель.
-Да.
— Рад познакомиться. Вы пока посмотрите тетрадь. Здесь выписаны все оценки ребят за первые два месяца. Или вот альбом мы сделали. После туристического слета. — Он передал Марине тетрадь, альбом и вышел из кабинета.