— Дальше?
— Я вышел на лестницу покурить. Стою, курю, думаю, что делать... И вижу, что дверь в соседнюю квартиру приоткрыта.
— Чья это квартира?
— Там депутат жил. Которого убили. Новгородский.
— Откуда вам известно, что Новгородского убили?
— Так я вошел... А он лежит в комнате на ковре. Я сначала так испугался, выскочил на лестницу... Потом думаю, что ему-то теперь? Он уже мертвый. А мне деньги нужны были... Если бы родители давали деньги, разве я стал бы брать?
— Что именно вы взяли?
— Ну... бумажник этот. Я в карман залез, там бумажник. Я его и взял. Так там было-то всего пятьсот рублей! Это же мало!
— Для чего — мало?
— Ну там... на сигареты, и все такое. А в комнате еще картины висели. Ну я и взял две. Чего они стоят-то? Скупщик сказал, что по тыще рублей каждая. Это же не кража в крупных размерах, да?
— Вы утверждаете, что, когда вошли в квартиру, Новгородский был уже мертв?
— Конечно! Когда я вошел, он не шевелился. Я еще пульс проверил. Если бы он был жив, я бы, конечно, «скорую» вызвал. А так-то что?
— Вы щупали пульс?
-Да.
— Рука была холодная?
— Нет. Теплая. Только пульса не было. И глаза были открыты и такие... пустые...
— В какое время это было?
— Сейчас... Я вышел на лестницу курить, это было... Четверть пятого. Ага! Я на часы смотрел, еще переживал, что в общагу опаздываю. Значит, когда я в первый раз вошел, это было двадцать минут пятого. Ну, еще минут двадцать ходил туда-сюда.
— Вы взяли картины и бумажник и что дальше?
— Дальше вернулся к бабуле. Она спала. Я взял ее сумку хозяйственную, положил туда картины и уехал.
— В квартиру Новгородского больше не заходили?
— Нет. Я дверь закрыл, чтобы сразу не увидели...
-Что?
— Ну, что в квартире кто-то был. Я боялся, что кто-нибудь вернется домой. Жена его с сыном.
— Вы полагаете, что если дверь в квартиру закрыта, то такая мелочь, как убийство и кража, отменяются сами собой?
— Я его не убивал! — вскричал Олег. — Я же вам все рассказал. Все по-честному, как было!
— Как вы закрыли дверь?
— Ну, пальцами. Отжал замок и захлопнул.
— Хорошо. Что вы делали потом, после хищения?
— Поехал в общагу. То есть в общежитие.
— С картинами?
-Да.
— Что вы там делали?
— В общаге? Ну... праздник отмечали.
— Когда вернулись домой?
— Я в общежитии ночевал. Утром уехал домой.
— С картинами?
— Нет, я сумку в общаге оставил. У приятеля из группы. В его комнате.
— Вы сказали ему, что в сумке?
— Нет. Ну, то есть я сказал, что это картины бабушки. Что она их мне подарила. Что я их потом заберу.
— А если бы эти картины у вашего приятеля обнаружили? Его обвинили бы в краже. Вы это понимаете?
— Да кто нашел бы? И кому они нужны-то? Маленькие. Мазня какая-то. Если бы родичи давали деньги, я разве взял бы их? Они же ничего не стоят.
— Олег Николаевич, вы признаете себя виновным в хищении двух полотен художников Малевича и Филонова, совершенном седьмого ноября сего года по адресу: улица Таврическая, дом восемь, квартира девяносто?
— Я не знаю, каких художников. Висели две картины...
— Вы признаете себя виновным в краже данных полотен? Пожалуйста, поднесите картины поближе к гражданину Мостовому. Вот так. Спасибо. Вы эти полотна украли?
— Ну да. Я... взял...
— Отвечайте на вопрос!
— Ну... украл... Так они же нашлись.
За дверью послышались громкие, нервные голоса.
— Папа! Мама! — закричал Олег и снова зарыдал.
— Зинаида Петровна, что у вас за шум там? — грозно спросил через селектор Грязнов.
— Здесь родители задержанного. Они просят разрешения войти. С ними адвокат.
— Пусть заходят.
В кабинет буквально ввалились женщина и двое мужчин.
Олег взвыл и бросился было к родителям.
— Олег Николаевич, я прошу вас оставаться на месте, — предостерегающе произнес Грязнов.
Олег опустился на стул.
— На каком основании вы задержали моего сына? Вы знаете, с кем имеете дело? — взвизгнула женщина.
— Что ему инкриминируется? — по-деловому спросил адвокат.
Турецкий спокойно произнес:
— Олег Николаевич Мостовой только что признал себя виновным в хищении предметов, имеющих высокую художественную ценность. Статья сто шестьдесят четвертая, часть первая. До десяти лет лишения свободы. Кроме того, Олег Николаевич подозревается в совершении убийства гражданина Новгородского. Статья сто пятая, часть вторая, пункт «ж» — совершенное с особой жестокостью. От восьми до двадцати лет.