Максимович, просто не знаю, как бы мы... Митька бы не выдержал, оказался бы погребенным под кучей двоек. За вас! Спасибо вам огромное за помощь!
— Ну-ну, учить детей — это моя работа. Это во- первых. А во-вторых, мне очень симпатично это дружное семейство, — он кивнул в сторону мамы и сына. — Как же было не помочь?!
Шампанское кружило голову, внезапно Марине захотелось сделать Максимычу подарок. И не какой- нибудь, а самый необыкновенный.
— Наташа, а что, если мы Юрию Максимовичу покажем запасник? А?
Наташа на минуту замешкалась. Водить в запасник посторонних категорически запрещалось. Но Марина смотрела на нее с такой мольбой в чуть раскосых глазах... Было очевидно, что ей ужасно хочется поразить Юрия Максимовича чем-нибудь из ряда вон...
— Ну что ж, пойдемте.
Глебова направилась к небольшой двери в глубине комнаты, достала ключ.
— Дверь, между прочим, бронированная! — неизвестно кому и зачем сообщила Наташа, поворачивая ключ. — Идите сюда. Только тихо! Здесь у нас русская живопись начала прошлого века. Митя, оставь сумку у двери.
Митя снял болтавшуюся на плече сумку, поставил ее у входа в хранилище. Наташа нащупала выключатель, вспыхнул свет, озарив небольшие полотна, натянутые на подрамники, стоявшие прямо на стеллажах.
— Смотрите. Конечно, основные экспонаты в Русском музее. Но и у нас кое-что есть.
Юрий Петрович рассматривал полотна. Лицо его стало серьезным, даже угрюмым, по нему прошла легкая судорога. Как тогда, когда Митя играл на саксофоне, вспомнила Марина. Он так остро, так тонко чувствует искусство, до боли, до спазмов, думала она. И сердце ее трепетало от... восхищения? Да, восхищения!
Они не сразу услышали, что в дверь кабинета стучат.
— Наталья Ивановна! Вы здесь? Оленина у вас? — раздавался раздраженный мужской голос.
— Атас! — шепотом воскликнула Наташа. — Это Туманов! Все, он меня с работы выгонит. Господи, что делать-то? — запаниковала она.
— Закройте нас здесь и откройте ему дверь! — так же шепотом приказал Юрий Максимович.
— Ага, — послушно, как маленькая девочка, ответила женщина.
Она выскочила из хранилища, на ходу выключив там свет. Увидев Митькину сумку, запихнула ее ногой внутрь помещения, защелкнула замок, включила приемник, впихнула бутылку из-под шампанского под стол, стаканы — в шкаф и открыла дверь.
— Вы почему заперлись? — возмущенно спросил Туманов.
— Я была раздета! Не могла же я открыть дверь раздетая!
— Как — раздеты? Почему?
— Так жарко же! Попробуйте посидите здесь, на солнцепеке, а окна открывать нельзя!
Кабинет действительно плавился от бьющего сквозь жалюзи солнца.
— Что за музыка дурацкая у вас грохочет? Не слышно же ни черта! Выключите!
Наташа бросилась выключать магнитолу.
— Черт знает что! Где Оленина?
— Она в медпункт ушла. За таблеткой от головной боли. Она вам нужна?
— Нужна! Когда она нужна, ее почему-то нет!
— Она вот-вот вернется. Я ее тотчас же к вам пришлю.
— Сделайте одолжение! — буркнул начальник и удалился.
Наташа перекрестилась, бросилась к двери в хранилище. Пленники были выпущены на свободу.
— Какой кошмар! — все еще шепотом воскликнула Наташа.
— Он ничего не понял?! — прыснула Марина.
— К счастью, нет!
— Ну тогда все отлично! — Юрий Максимович поправил сумку на плече. — Что ж, мы пойдем, да?
— Да уж. Идите. А то неприятности будут.
— Ма, так я же за деньгами пришел. Нам же сейчас за покупками.
— Господи, ну конечно, я и забыла.
Марина полезла в кошелек.
— Сколько, Юрий Максимович?
— Как договаривались, Марина Борисовна. У вас льготный тариф. Пятьсот рублей.
— Ага. Я как раз зарплату получила. Вот, возьмите.
— Это Мите. Он у нас финансовый директор.
— Ах, какие мы важные! Дмитрий Сергеевич, возьмите, пожалуйста, — Марина сунула сыну купюру. — Надо бы вас проводить до выхода.
— Мариша, беги к начальству, а я их выпровожу.
Наташа приоткрыла дверь в коридор, убедилась, что грозный Туманов не маячит в пределах видимости, махнула рукой:
— Выходите!
Возле двери все четверо переглянулись и, словно заговорщики, расхохотались.
Они вновь шагали по улице, теперь уже в обратном направлении, все так же весело болтая.