— Спасибо Марине Борисовне. Действительно, Новый год на носу. Двухтысячный! Подумай, Митя, заканчивается целое тысячелетие! А впереди у тебя, Митя, поступление в университет. Хочется в универе учиться? Конечно, хочется. Не в армию же идти. Правда, ты уже столько двоек нахватал, что следует подумать об армии. Исправлять думаешь? Молчишь? Ну что мы здесь в прихожей, как неродные? Пойдем, я тебя чаем напою. Иди в кабинет, я сейчас.
Митя прошел в кабинет, где всего полгода назад он сидел рядом со своим тогда еще божеством, упивался сытной едой, которая после походного голода казалась неправдоподобно вкусной...
И все, что случилось потом, тоже казалось неправдоподобным... Но оно случилось, Митя помнил об этом каждую минуту. И пришел сюда потому, что ему не давал покоя мамин рассказ о пропаже картин. И потому, что Максимыч закидывал его двойками преднамеренно. И что-то нужно было со всем этим делать. Митя хотел попросить учителя, чтобы его перевели в другой класс.
А пока он рассматривал картины, пытаясь отыскать те, о которых говорила мама. В прошлый раз, летом, он не слишком-то разглядывал стены кабинета и, конечно, не запомнил досконально, какие именно полотна их украшали.
Юрий Максимович внезапно распахнул дверь, словно стоял за ней и наблюдал за ним в какое-то невидимое Мите отверстие. Он вкатил сервировочный столик, на котором стоял графинчик с коньяком («Ни за что не буду пить!» — дал себе зарок Митя), крупные, нарядные мандарины в вазочке, дорогие конфеты и аккуратные бутерброды с черной икрой. Чайные чашечки белого фарфора, столь же изящный, почти прозрачный высокий чайник. Все изысканно, красиво и... порочно. Почему-то теперь Митя ощущал присутствующий здесь порок почти осязаемо, словно дурманящий аромат восточных палочек.
— Садись, Митя. Что ты стены разглядываешь? Картины нравятся? А мне казалось, ты не особый ценитель изобразительного искусства, — усмехнулся учитель, опустившись в глубокое кресло напротив мальчика.
Он разлил чай, затем налил на дно пузатых бокалов коньяк.
— Я пить не буду! — заявил Митя.
— Боже, сколько категоричности! — рассмеялся Юрий Максимович. — Кто же тебя заставляет? Не пей. Мой долг хозяина наполнить твой фужер, не более того. А я выпью. Коньяк, между прочим, отменный!
Юрий Максимович смаковал коньяк, откровенно разглядывая Митю. И под этим взглядом, уверенным, холодным, властным, силы мальчика, силы, которые он мучительно долго собирал для этого визита, для предстоящего разговора, они таяли, уходили, растворялись в чужой воле.
— Говори, Митя, — разрешил учитель. — Ты ведь хочешь что-то сказать. Или спросить, так?
— Да, хочу! — Митя все же поднял на него глаза и, стараясь не отводить их в сторону, произнес: — Юрий Максимович! Помните, мы летом, перед походом были в Эрмитаже?
— Помню, — тут же откликнулся учитель. — Как не помнить? Твоя очаровательная мама и ее не менее очаровательная подруга... Кажется, Наталия Ивановна, так?
— У них в хранилище пропали две картины. Очень ценные. Это случилось после того, как мы с вами были там заперты, — выпалил Митя.
— Что ты говоришь? — поднял брови Максимыч. — И что же? Какая связь?
— Вы же... Я помню, мы стояли там в темноте, а вы передвинули к себе мою сумку. И потом я слышал, что вы что-то делали там, сзади. Я слышал звуки...
— Я что-то делал у тебя сзади? — Максимыч расхохотался. — Надеюсь, ты не станешь утверждать, что я обесчестил тебя в музейном спецхране? Хотя мысль, конечно, интересная...
От гнева и ненависти Митя застонал, вскочил и набросился на Юрия Максимовича, пытаясь дотянуться до горла.
— Вы... сволочь, я вас ненавижу! — кричал мальчик.
Но учитель ловко, одним движением скрутил его руки, заставив Митю упасть к себе на колени.
— Мальчишка! Глупый мальчишка! Как ты меня возбуждаешь! — прерывисто дыша, произнес Максимыч. — Ладно, молчи и слушай, что я тебе скажу! Если в музее пропали картины, да еще в тот день, когда в спецхране были ты и твоя мать, значит, это вы их и украли, понял? У кого была с собой большая спортивная сумка? Кто внес ее в музей? Ты. Кто предложил эту экскурсию в спецхран? Твоя мать.
— Но это же вы вынесли сумку из музея! — вскричал Митя.
— Нет, это ты ее вынес! Я к ней не прикасался. — улыбаясь, проговорил учитель.
— Вы же врете!! Вы врете!! — Митя задыхался от ненависти.
— Вру? Кто? Я?! Заслуженный учитель страны? Лучший учитель года? Ты соображаешь, что говоришь? — Голос Юрия Максимовича спустился до звенящего шепота. — А если я вызову милицию и заявлю о том, что ты рассказал мне здесь и сейчас, что вы вместе с матерью совершили кражу художественных ценностей из Эрмитажа, а? Что тогда? Тебе, положим, много не дадут. А вот мамаша твоя получит по полной программе. Лет десять, думаю, оттяпает. Как тебе такая перспектива?