Подполковник запер сейф, опечатал, а когда все вышли из помещения, опрыскал сейф из специального баллончика составом, который, высыхая, становился прозрачным, невидимым…
Опечатали двери в оперативный отдел. Ключи сдали дежурному помощнику коменданта Цвюнше. Он повесил их на доску с номерами. Потом эту доску закрыли и опечатали тоже. Солдат в проходной тщательно проверил пропуска уходящих офицеров…
Вечером того же дня Захар у отца Павла встретился с Костей.
— Дело несложное, — говорил Захар. — Сегодня ночью хотя бы ненадолго надо оставить без. света штаб фон Хорна…
— Ого! — сказал Костя. — Взорвать подстанцию?
Отец Павел тяжко вздохнул.
— Правильно, Павел Иванович, — сказал Захар. — Взрывать ничего не надо…
Отец Павел поднялся.
— Я скоро вернусь. Подышу воздухом, а пока запру вас снаружи от греха…
— Хорошо, — согласился Захар и, когда отец Павел вышел из комнаты, продолжал: — Должна быть случайность, Костя. Авария, ясно?
— Ага…
— Ты столб со щитом на углу Красноармейской и Гоголя знаешь?
— Собачьи ворота?
— Почему?
— В детстве так называли столб с косой перекладиной. Под ней проходить нельзя… плохая примета…
— Понятно… Возьми напарника…
— Может, Алика? — спросил Костя. — Он хромает еще немного, а в общем здоров и просится в дело.
— Объяснять ему, что для чего, не надо.
— Ясно.
Ночью в штабе фон Хорна было спокойно. Часовые у входа, часовые на лестничной площадке каждого этажа…
В комнате дежурного помощника коменданта сидел Цвюнше, упершись ногой в стол и раскачиваясь на стуле; смотрел на круглые настенные часы, которые показывали пять минут первого…
Тяжелый крытый грузовик, стоявший среди других таких же, замерз, и стартер не срабатывал, только выл в ночной тишине.
— Черт бы взял!.. — ругался Костя. — Хваленая немецкая техника.
— Может, другую? — предложил Алик, опасливо поглядывая в сторону здания школы, темневшего неподалеку.
— То же самое будет. На! Ручкой иди крути! — протянул Костя длинную заводную ручку, которую вытащил из-под сиденья.
Цвюнше сидел в той же позе и смотрел на часы: было уже четверть первого…
Мотор наконец завелся. Костя сразу дал прогазовку. На шум из школы выскочил немец. Крикнул что-то… Но Костя уже включил передачу. Алик едва успел отскочить от бампера, так резко машина рванула с места. Алик уцепился за дверку, вскочил на подножку.
— Ты чуть меня не убил, зараза!..
— Так не убил же! — весело улыбнулся Костя. — Ну держись!
Машина мчалась по улице. Позади грянул выстрел. Фары вырвали из темноты перекресток и столб с косой перекладиной.
— Собачьи ворота! Прыгай! — крикнул Костя.
Машина врезалась в столб.
Вспышка взрыва как молнией осветила убегающих в разные стороны Костю и Алика.
Столб медленно наклонился, оторванные провода искрили, падая на железный кузов машины.
В комнате дежурного коменданта было темно. Цвюнше включил ручной фонарик и вышел в темный вестибюль, где уже громыхали сапогами солдаты охраны. Осветил лицо человека с фонариком на груди.
— Фельдфебель Аллендорф! — сказал Цвюнше. — Удвоить наружную охрану! В помещение штаба без моего разрешения никого не пускать!
— Слушаюсь, господин обер-лейтенант!
— Посты внутренней охраны проверю лично. Не теряйте времени, сообщите в СД и заодно попытайтесь узнать, в чем дело…
— Слушаюсь! Разрешите идти?
— Идите!
Фельдфебель удалился, стих топот его сапог. Цвюнше остался один. Он натянул перчатки и выключил свой фонарь. Стало темно и тихо.
Вольф прибыл утром, посмотрел из окошка медленно проезжавшей машины на грузовик, который все еще стоял у сбитого столба. Мимо часовых, сделавших карабинами по-ефрейторски на караул, бригаденфюрер вошел в здание штаба.
Дежурный помощник коменданта вышел ему навстречу.
— Разрешите доложить, бригаденфюрер? Во время моего дежурства с ноля часов тридцати минут до трех часов сорока не было подачи электроэнергии. Наружный и внутренний караул был удвоен. На постах — включено дежурное освещение. Других происшествий не было. Дежурный помощник коменданта обер-лейтенант Цвюнше!..
Вольф все время пристально, в упор разглядывал Цвюнше.
— Я доволен вашими действиями, обер-лейтенант, — сказал он. — Сдайте дежурство и идите отдыхать.
Вольф вошел в помещение оперативного отдела и сразу же направился к массивному стальному сейфу. Вынул баллончик и опрыснул сейф. Краска тотчас же проявилась, и на ней отчетливо стали видны отпечатки перчаток: кто-то явно открывал сейф.
Цвюнше подходил к антикварному магазину «Стессель и сын». Магазин был еще закрыт. Управляющий, поднимавший железные шторы, приветливо улыбнулся Цвюнше, который, едва кивнув, прошел дальше. Он не заметил, что следом за ним шел офицер, мало чем отличавшийся от тех, кто был на улице.
В парикмахерской в одном из кресел брился Георг Райснер. Он мельком взглянул на часы. Было без двух минут девять. Хорошенькая парикмахерша, обаятельно улыбаясь и прижимая голову капитана к своей высокой груди, едва прикрытой белым халатиком, ласково массировала щеки Райснера. Запеленутому в простыню соседу Райснера другая девица искусно укладывала на лысину остатки волос. Сосед без умолку болтал:
— И представляешь, Георг, партизаны разграбили склад, я мотаюсь в эти забытые богом Тарасевичи, а СД…
Райснер увидел в зеркале, как обер-лейтенант Цвюнше зашел в гардероб, снял фуражку, положил ее на полку рядом с другими, точно такими же и, аккуратно пригладив волосы, вошел в зал ожидания. Здесь он сел в кресло, прикрывшись газетой, взятой со столика. Вошел еще один офицер, тоже положил свою фуражку на полку, с самого края, и сел рядом с Цвюнше… Оба они сидели спиной к гардеробной.
— Ты слышишь, Георг? — продолжал сосед. — В СД говорят: не ваше, мол, дело! А? Сукины дети…
— У них своя работа, Вальтер, — ответил Райснер. — У нас своя… Спасибо, милая… — Он снял салфетку, поднялся. Сунул в кармашек девушке деньги, потрепал ее легонько за подбородок. — Как-нибудь найдешь для меня свободный вечер, а?
— С удовольствием, господин капитан.
— Жду тебя в управлении, Вальтер, — сказал капитан своему соседу, который только промычал в ответ с закрытым горячей салфеткой ртом.
Райснер прошел мимо ждущих своей очереди офицеров, снял с полки ту самую фуражку, которую только что положил туда Цвюнше, аккуратно надел ее и вышел.
Девушка пригласила Цвюнше на свободное кресло.
— Пожалуйста. Что прикажете?
— Все, что вы умеете, — улыбнулся Цвюнше.
Офицер, пришедший следом за ним, внимательно следил, отложив журнал, как исчезают руки Цвюнше под широкой простыней, которой его укрывала девушка.
Райснер поднялся в свой кабинет, запер на ключ дверь и, сняв фуражку, вынул из нее укрепленные за клеенчатой подкладкой околыша две маленькие капсулы.
Он расстегнул ворот своего мундира, снял небольшую ладанку, висевшую на груди. Спрятав в нее обе капсулы, надел снова ладанку, застегнулся и отпер дверь. В этот момент к нему вошел тот лысый сосед из парикмахерской. Он оказался подполковником.
— Я не досказал тебе, Георг. Слушай, ты должен со мной поехать в Тарасевичи!..
Вольф в своем кабинете говорит адъютанту:
— Оформите приказом коменданта города. — Диктует — «В связи со злодейским убийством офицера германской армии арестовать в качестве заложников настоятеля городской церкви отца Павла, он же Воробьев
Павел Иванович, главного врача городской больницы, профессора Беляева Андрея Андреевича, торговца Егорова Захара Спиридоновича, остальных подберите по нашим досье. Если убийца не будет найден к двенадцати часам 5 марта, заложников мы казним…» И так далее. Листовку немедленно отпечатать и расклеить до вечера. Второе. Завтра же поместить в газетах города, немецкой и русской, некролог: «Вчера бандиты злодейски убили из-за угла офицера германской армии, преданного сына своей отчизны, обер-лейтеианта Отто Зигфрида Цвюнше». Выражение скорби и все такое по форме… Парикмахерскую перетрясти всю до волоска и пылинки, установить всех, кто там был в момент прихода Цвюнше, с кем он там встречался раньше, и тщательно их проверить.