На табурете понуро сидел полковник. Без фуражки. Опершись на колени локтями, он едва заметно покачивался и всхлипывал, не в силах справиться с горечью утраты.
В окошко постучали и тихо окликнули:
— Товарищ полковник!
— Сейчас… — Млынский вытер лицо ладонью. Надел фуражку и вышел.
Уже рассвело, когда Ерофеев, стоя на коленях, аккуратно укладывал последние куски дерна на могилу комиссара Алиева под рябиной. Млынский стоял рядом сняв фуражку. Утренний ветер шевелил его волосы…
Мимо, растянувшись двумя цепочками, проходил отряд. Все: и бойцы, и соратники комиссара, и бывшие заключенные, и польские партизаны — все без головных уборов… И почти у каждого на плече— жерди носилок с ранеными и автомат или винтовка за плечом…
— Запомните это место, товарищи! — говорил, обращаясь к проходящим, полковник. — Запомните и расскажите вашим детям и внукам, как умирали коммунисты за их свободу и счастье… Вечная слава героям! Смерть фашизму!.. Запомните это место, товарищи!..
Отряд уходил в горы.
Последними следом за Млынским шли разведчики и Ерофеев. С гор наползал туман.
На одном из поворотов узкой горной тропы Млынский остановился и обернулся.
Далеко внизу едва виднелись крыши хуторских домов и сараев, одинокая рябина на поляне и серые фигурки немецких солдат, пересекавших поляну косой, неровной цепью…
Часть вторая
Берег Северного моря. Песчаные дюны, поросшие лесом. На полянах, под зелеными маскировочными сетями, стоят, задрав кверху боеголовки, ракетные комплексы Фау-2. Вытянулись в строю солдаты и офицеры ракетных расчетов.
Солнце медленно опускается в море…
На значительном удалении от боевых позиций, под землей, в комфортабельно оборудованном командном пункте, сидит, развалившись в кожаном кресле, рейхсмаршал Геринг.
Здесь же — командир ракетного подразделения генерал Метц, рейхскомиссар по производству и эксплуатации ракет группенфюрер Каммлер, группенфюрер Вольф, генерал Дорнбергер, конструктор Фау-2 фон Браун и другие.
Геринг берет микрофон, с чувством начинает:
— Доблестные солдаты, офицеры и генералы рейха! Наступает долгожданная и торжественная минута…
Репродукторы разносят речь Геринга над ракетными позициями. В сумерках сурово и мрачно выглядят сами ракеты, суровы и мрачны лица солдат в строю…
— Мы обрушим неотразимый и мощный удар, — продолжает Геринг, — на головы наших врагов — надменных саксов и поставим их на колени! Поздравляю вас с этим радостным днем! С нами бог! Хайль Гитлер! — Он закончил, оглядел присутствующих — каково впечатление? — и передал микрофон Метцу.
— Внимание! — выкрикнул Метц в микрофон. — Расчеты, слушай мою команду: объявляю пятиминутную готовность!..
Солдаты торопливо снимают с ракет маскировочные сети. Из-за облаков появляется луна, и в свете ее серебром отливают мощные корпуса Фау-2.
На командном пункте Геринг что-то пьет из большого бокала. Волнуются фон Браун и Дорнбергер.
Голос из репродуктора. Пятиминутная готовность всеми расчетами принята!
— Объявляю трехминутную готовность! — командует Метц.
— Трехминутная готовность принята! — снова прозвучало из репродуктора.
— Всем расчетам — в укрытие! — командует Метц.
— Все расчеты находятся в дотах! — отзывается репродуктор. Метц смотрит на циферблат часов, потом на Геринга. Тот величественно кивает…
— Пуск! — кричит в микрофон Метц.
И в то же мгновение раздался оглушительный грохот. Над позициями взметнулись столбы огня, и все заволокло дымом и тучами пыли.
Ракеты дрогнули, поднялись и, словно кометы, оставляя за собой огненные хвосты, устремились в небо…
Геринг протянул фон Брауну обе руки.
— Поздравляю вас, Браун! Это великолепно!
— Это самый радостный день в моей жизни, — широко улыбнулся фон Браун.
— Хайль Гитлер! — Геринг поднял бокал. — За наше чудо-оружие! За победу!..
Голос из репродуктора. Господин рейхсмаршал! Докладывает генерал-майор Шмидт. По данным с наших наблюдательных пунктов на побережье, в море и в воздухе, из тридцати стартовавших ракет Фау-2 до Лондона долетели шестнадцать. Восемь взорвались в воздухе. Четыре упали в море. Две не вышли из пусковых установок…
Геринг резко повернулся к фон Брауну.
— Что это значит? Саботаж или недомыслие? Вольф! Разберитесь с этим…
Хроникальные кадры осени 1944 года:
Наступление советских войск в Румынии, Югославии и Болгарии. Жители освобожденных городов и сел радостно встречают советские танки…
Тяжелые бои в Карпатах…
Подготовка наступления в Польше. Колонны пехоты и танков движутся к фронту по трудным осенним дорогам…
Бои в Прибалтике. Окруженная группировка немцев отчаянно сопротивляется…
Бои в Карелии и на севере Кольского полуострова…
Выход Финляндии из войны…
Приезд в Москву для переговоров венгерской делегации…
Продвижение войск союзников в Италии, Франции и Бельгии…
Все кадры демонстрируются на экране небольшого просмотрового зала. Присутствуют Сталин, члены Политбюро, Антонов и некоторые военные, среди них — начальник Главного разведывательного управления. Сталин, утонув в глубоком кресле, внимательно следит за экраном…
Голос диктора. Общее стратегическое положение фашистской Германии к осени 1944 года уже не вызывает сомнений в исходе войны, однако гитлеровцы продолжают отчаянное сопротивление, цепляясь за каждый рубеж, каждый населенный пункт, каждую крепость…
Снова идут кадры трофейной хроники:
Гитлер принимает асов люфтваффе…
Новые самолеты сходят с конвейеров подземных заводов…
Атака Лондона ракетами Фау-2…
Указ Гитлера о тотальной мобилизации…
Выступление Геббельса перед формированиями фольксштурма — стариками и подростками…
Голос диктора. Они хотят выиграть время, оттянуть конец всеми средствами, чтобы скрыть следы чудовищных преступлений против человечества…
Хроникальные кадры — лагерь уничтожения в Майданеке.
Голос диктора. Польско-советская чрезвычайная комиссия установила, что в лагере Майданек только в печах крематория было сожжено свыше шестисот тысяч человек, на кострах в кремповецком лесу — триста тысяч, в двух старых печах — свыше восьмидесяти тысяч; в самом лагере возле крематория сожжено не менее четырехсот тысяч человек.
Когда зажигается свет, люди в зале молча сидят, подавленные увиденным и услышанным. Медленно поднимается Сталин и, ни на кого не глядя, выходит из зала…
Помешивая ложечкой в стакане с чаем, Сталин неслышно ходит вдоль стола, за которым сидят те, кто был в просмотровом зале.
— Оттянуть конец войны, чтобы скрыть преступления? — говорит он как бы про себя. И качает головой. — Нет, товарищи. Гитлер хочет выиграть время, чтобы выиграть всю войну. Он надеется на разногласия между союзниками, но больше всего он рассчитывает на новое оружие. Военная наука развивается по тем же законам диалектики, и рано или поздно количество накопленных знаний в военной области должно перейти в новое качество. Мы, я думаю, накануне такого скачка…
Присутствующие разошлись. Сталин, отпив глоток остывшего чая, возвращается к своему столу. Резко поворачивается к начальнику Главного разведывательного управления.
— Докладывайте, что там произошло у полковника Млынского.
— Фашисты успели эвакуировать боевые ракеты с полигона «Близна», товарищ Сталин, — поднялся тот. — Отряд понес значительные потери. Погиб комиссар отряда. — Генерал немного помедлил.
— Ну продолжайте.
— В управлении есть мнение, что полковник Млынский… устал. Три с лишним года в тяжелых условиях в тылу врага…
Сталии молчал, раскуривая трубку, и начальник ГРУ продолжал:
— Может быть, есть смысл заменить полковника Млынского. Для пользы дела и в его же интересах.