Выбрать главу

    Старик медленно встает, вытянув перед собой руки, приближается к Вакуленчуку на его голос. Коснулся его плеча.

    — Вы из каких будете, мил человек? Вроде солдат? — спрашивает он.

    — Солдат, дед, солдат, — неопределенно отвечает Вакуленчук.

    Старуха (обращаясь к хозяину). Совсем, старый, глаза-то потерял. Моряк он, дед, моряк.

    Старик. Дозволь спытать — ты за чьих же воюешь?

    Вакуленчук. За кого же черноморскому моряку-то воевать? За Советскую власть, дед, воюю.

    Старуха идет к печке, выставляет рогачом на стол чугунок с картошкой.

    — Ешь, сынок.

    Вакуленчук, потрепав рукой по голове мальчика, спросил:

    — Внучок?

    — Внучок, — ответила старуха и, нежно улыбаясь, обратилась к малышу: — Слетай в погреб, принеси крынку молока. — И матросу: — Проходи, сынок, садись.

    — Спасибо, бабушка. Как звать мальца-то?

    — Мишутка.

    Мишутка срывается с лавки, выбегает из дома. Вакуленчук садится за стол, финкой достает горячую картошку из чугунка. Старуха кладет на стол пучок лука, кусок хлеба. Мишутка возвращается с крынкой молока.

    Обжигаясь картошкой, Вакуленчук спрашивает:

    — Немцы-то были?

    — В деревню заходили. А нас бог пока миловал… — отвечает старуха.

    — Далече идешь, моряк? — интересуется старик.

    Вакуленчук. Да как сказать…

    За окном слышится истошный лай собаки.

    — Кто там еще? — спрашивает старуха.

    Шум моторов, треск мотоциклов, немецкая речь.

    — Немцы, — строго говорит старик.

    — Ох ты господи, накликали нечисть. Немцы, — крестится старуха. — Да что же это будет?

    Вакуленчука как ветром сдуло с лавки, в руках у него — автомат.

    — Ты, служивый, ходи в сенцы, залазь на чердак, — приказывает старик.

    Старуха распахивает дверь в сенцы. Вакуленчук ухватывается за край чердачной балки, подтягивается и исчезает в темноте чердака. Чердак набит сеном. Вакуленчук пробирается сквозь сено к слуховому окну. Видит, как подъезжает грузовая машина, выскакивают несколько немецких солдат. Из люльки мотоцикла, разминая ноги, выходит офицер. Мотоциклист поднимает автомат, короткая очередь, собака, взвизгнув, падает.

    Солдаты ловят кур, двое солдат подходят к корове.

    — Куда же ты ее? Куда? — кричит с крыльца старуха. — Кормилица моя!.. А-а-а!.. Отдай!.. Пусти! — Она бежит к солдатам.

    Солдаты вытаскивают из погреба крынки с молоком, корзины с картошкой, а один волочит из сарая мешок с мукой. Еще один солдат тащит из избы связку лука.

    Старуха намертво вцепилась в одного из солдат, который возится с коровой. Он смеется, отталкивает ее. Другие открывают борт грузовика. Прилаживают к нему мостки.

    На крыльце стоит старик, опираясь на внучка. Мальчик держит в руках щенка.

    — Мать, оставь их, оставь этих грабителей. За все рассчитаемся. Пущай все берут…

    — Партизан! — строго кричит офицер. Подходит к старику. — Партизан?

    Вакуленчук расчищает от сена пространство возле окна, автомат кладет на подоконник, снимает две гранаты.

    …Офицер сталкивает старика с крыльца, тот пытается удержаться на ногах, но спотыкается и падает.

    Офицер поднимает его и кричит:

    — Партизан!

    — Не знаем мы никаких партизанов. В глаза не видели их, — бросив корову, на ходу говорит старуха, спеша к старику и Мишутке.

    — Швайн! — крикнул офицер и ударил старика по щеке. — Где партизан?

    Старик мрачно и зло, невидящими глазами смотрел на офицера.

    Тот медленно поднял пистолет и направил его на Мишутку. Старуха прижала мальчика к себе, пытаясь прикрыть его своими руками.

    — Я скажу тебе, где партизаны! Партизаны вот где! — громко произнес старик и положил руку на сердце. — Все мы партизаны! Уходите с нашей земли! Уходи, душегуб окаянный! Уходи!

    Старик плюнул сгустком крови в лицо немца. Офицер от неожиданности отпрянул, а затем выстрелил. Старуха подхватила обмякшее тело старика.

    Вакуленчук ударом ноги вышибает раму из окна и бросает гранату в немцев, которые втягивали корову в кузов грузовика… Взрыв… Летит вторая граната… Опять взрыв… Вакуленчук отцепляет от пояса третью гранату, но она уже не нужна.

    Только двое — офицер и один из солдат — ползут к машине, оставляя за собой кровавый след. Офицер стреляет из пистолета…. Старуха падает, накрывая своим телом мальчика.

    Вакуленчук дает очередь из автомата, вылезает из слухового окна на крышу, прыгает вниз, подбегает к старухе. Она мертва.

    Мишутка лежит на пороге, испуганными глазенками смотрит на мичмана, держит правой рукой левое плечо.

    — Живой?

    — Ага, — отвечает Мишутка и смотрит на Вакуленчука. Нечеловеческий страх в глазах у мальчика.

    Вакуленчук оглянулся вокруг, снял с веревки простыню, накрыл ею старика и старуху. Подошел к убитым немцам, поднял с земли два автомата, засунул за пояс парабеллум.

    Вакуленчук с Мишуткой уходят со двора и углубляются в лес.

    — Ты устал? — спрашивает мичман.

    — Нет, дяденька.

    — Скоро мы с тобой привал сделаем, тогда и перекусим, хорошо?

    — Хорошо, дяденька.

    Вакуленчук подбадривает мальчика:

    — Держись, иди вперед.

    По лесной дороге движется колонна Млынского. Слышен гул самолетов.

    Майор тревожно поглядывает на небо.

    Углубившись в чащу леса, Вакуленчук и Мишутка прошли ручеек, поднялись на пригорок, пошли по тропинке и вышли на небольшую полянку. Солнце уже клонилось к закату. Его лучами были освещены только верхушки деревьев… Пройдя полянку, они опять вошли в лес…

    Откуда-то сзади, из кустов, слышен резкий голос:

    — Стой! Руки вверх!

    Вакуленчук замер. Подходят двое. Это сержант Бондаренко и пожилой солдат Иванов.

    — Ишь ты! — говорит Иванов. — Вроде б моряк? Ты что это с мальцом по лесу гуляешь? Заблудился?

    — Море-то отсюда далеко, — смеется Бондаренко.

    — Руки можно опустить? — зло спрашивает Вакуленчук.

    — Погоди, — отвечает Бондаренко.

    Иванов. Семен, обыщи его.

    Бондаренко осторожно обходит сзади Вакуленчука, снимает с него автоматы, вытаскивает парабеллум, ощупывает одежду. Из кармана достает пистолет «ТТ», гранату.

    — Ну-ка, целый арсенал! — говорит Бондаренко. — Ну, теперь опускай!

    — Так куда путь держишь, морячок? — дружелюбно спрашивает Иванов.

    — На кудыкину гору… — отвечает Вакуленчук.

    — Ну, значит, нам по пути… — улыбается Бондаренко. — Идем!

    Вакуленчук нагибается, из-за голенища достает финку, отдает сержанту.

    — Держи, салага!

    — Чего? — спрашивает Бондаренко.

    — Того. Ну пошли, пехота.

    — Ладно-ладно, иди, — подталкивает моряка Иванов и ласково, гладит Мишутку по голове. — Не бойся, сынок… Давай. Давай.

    А тот, испуганный всем происшедшим, готов расхныкаться.

    Вакуленчук. Пошли, Мишутка.

    На открытой поляне, зажатой с четырех сторон лесом, двигаясь вдоль строя солдат, капитан Серегин ведет перекличку.

    У крайних деревьев в лесу на ящике из-под снарядов сидит знакомый нам майор. Перед ним разложена карта.

    Подходят Бондаренко, Иванов, Вакуленчук и Мишутка. 'Посмотрев на Вакуленчука, Млынский спрашивает:

    — А откуда здесь моряки?

    — Взвод морской пехоты находился в охранении артполка. Я замещаю погибшего командира. Три дня просидел без связи. Послал двух связных — не вернулись… Решил сам. Мичман Вакуленчук! — доложил моряк.

    — Где ваш взвод, мичман?

    — Здесь неподалеку, товарищ майор, держит оборону.