Скотти с размаху шлепнулась на диван, вид у нее был решительный.
— Ты прав, — сказала она, — я поймаю его, чем бы он ни занимался!
— И еще кое-что, Скотти. Может быть, это самое трудное.
— Что?
— Тебе надо остаться в живых, чтобы выступить в суде.
— Ну, ты и оптимист!
— Я реалист. И тебе тоже лучше быть реалисткой.
Хауэлл встал и подошел к письменному столу. Скотти присоединилась к нему. Уже вечерело.
— Дни становятся короче, — вздохнул Хауэлл.
— Да, скоро и листья начнут желтеть. Здесь осень начинается раньше, чем в Атланте. Говорят, осень тут великолепная.
— Скотти, а как полное имя Бо? Ты случайно не знаешь?
— Конечно, знаю. Он, правда, не любит, когда его так называют. Ему больше нравится «Бо». Но Салли мне сказала. Его зовут Кристофер Френсис Скалли.
— Я так и думал.
— Почему? Откуда ты узнал его полное имя?
— Послушай меня внимательно. Эрик Сазерленд уверяет, что он встретился с Доналом О’Койненом наедине и в конце концов уговорил его продать участок. Сазерленд положил деньги в банк, а О’Койнены собрались и уехали. Это версия Сазерленда, и Бо ее поддерживает. Позднее Бо якобы получил письмо от Джойс, слепой девушки.
— Да, ты мне уже рассказывал.
— Видение… или как там его назвать, не знаю… тоже, судя по всему, имеет отношение к истории Сазерленда. Человек в «линкольне Континентале» сорокового года выпуска подъезжает к ферме, выходит, на какое-то время — сколько он там пробыл, я не знаю — заходит в дом, потом выходит и уезжает. У Сазерленда был автомобиль с откидным верхом марки «линкольн Континенталь», он продал его только в середине пятидесятых годов.
— А я-то думала, ты выбросил из головы мысли об О’Койненах! С какой стати ты опять занялся этим?
— Мне просто захотелось кое-что проверить. Поэтому сегодня днем я пошел в архив и попросил показать мне договор, который О’Койнен заключил с Сазерлендом, и лицензию на рытье колодцев, выданную О’Койнену. Я решил проверить его подпись.
— Ну, и как? Она настоящая?
— Да.
— Тогда в чем дело?
— На договоре о передаче имущества подпись О’Койнена заверил Бо Скалли.
— Да? Ну и что?
— А то, что получается, Бо присутствовал при встрече Сазерленда и О’Койнена.
— И прекрасно!
— Да, но Сазерленд-то уверяет, что он ездил на встречу один, а Бо говорит, что примерно за месяц до отъезда О’Койненов перестал у них бывать.
— Так… но если он был на встрече, то почему Бо это отрицает?
— Именно это и ставит меня в тупик. Слухи, что дело нечисто, поползли именно потому, что Сазерленд встретился с О’Койненом без свидетелей. Но, если Бо действительно присутствовал при их встрече и заверил подпись, то почему он этого не сказал? Почему он не подтвердил алиби Сазерленда, не отвел от него подозрения?
Скотти тихонько хихикнула.
— Я смотрю, тебя здорово зацепило, да?
— Да, — согласился Хауэлл. — Пожалуй.
Глава 24
— Э-Эй!
Хауэлл отложил электробритву и прислушался.
— Эй! Есть кто-нибудь? Э-эй!
Он влез в первые подвернувшиеся под руку джинсы и схватил полотенце.
— Э-Э-Эй!
Это уже напоминало вопль, разносившийся над озером. Хауэлл вышел на причал и увидел священника, стоявшего у кромки воды. Того самого священника, которого он видел в городе вскоре после того, как поселился в домике. Низенького, дряхлого человечка.
— Доброе утро, святой отец, — поздоровался Хауэлл, вытирая с лица мыльную пену. — Извините, я не сразу вас услышал.
— Ах, вот оно что!1— откликнулся священник. — Я, наверное, пришел в неудачное время? Может быть, лучше зайти попозже?
— Нет, что вы! Пожалуйста, заходите, я угощу вас кофе.
Священник взобрался по ступенькам и протянул Хауэллу руку.
— Я отец Риордан, — сказал он. — Но большинство зовет меня отец Гарри. Я очень рад с вами познакомиться, мистер Хауэлл.
— Пожалуйста, называйте меня Джоном, отец Гарри. Не хотите ли кофе?
— А чаю нельзя?
— Можно, если вы не возражаете против чая в пакетике.
— Да это прекрасно, молодой человек! Просто прекрасно!
Хауэлл заварил чай для себя и для священника и вынес посуду на причал. Солнце стояло высоко: был уже почти полдень. Хауэлл налил кипяток и предложил гостю сесть.