Отец Гарри кашлянул, прочищая горло. Хауэлл замер.
— Может быть, вас чем-нибудь угостить, святой отец? Хотите, я поджарю гренки?
— А… нет ли у вас чего-нибудь выпить?
— Есть, конечно, но это не ирландская выпивка.
— Ничего, любая сойдет, — сказал священник.
«Господи, раненько он начинает», — подумал Хауэлл.
Он откупорил бутылку бренди, вернулся на причал и щедрой рукой налил бренди в чай священника.
— Чудесно, — одобрил тот, с шумом отхлебывая глоток. — Не хотите ли присоединиться?
«Черт бы тебя побрал!» — подумал Хауэлл и налил чуть-чуть в свою чашку.
— Отличное у вас тут место, — заметил священник, обводя рукой окрестности.
— Увы, святой отец, это не мое. Домик принадлежит моему шурину.
— Ах, да! Молодому Уайту. Я его частенько тут видел. Но в последнее время не встречал, — в голосе священника, похоже, звучало некоторое неодобрение.
— Ну, и что занесло вас в мои края? Вы просто пошли прогуляться? — священник, похоже, явился неспроста, и Хауэлл хотел помочь ему начать разговор.
Отец Гарри взглянул на Хауэлла с сожалением.
— Насколько я понимаю, вам нужна моя помощь, молодой человек.
Хауэлл очень удивился. Он открыл было рот, но не знал, что ответить.
— О, я понимаю. Извини меня, мальчик мой. Но я был у Лорны Келли, и она сказала, тебе нужно со мной поговорить. Я вижу, ты меня не ждал, но Лорна… у нее есть одна особенность… порой ей что-то открывается раньше, чем всем остальным.
— Как себя чувствует мама Келли? — поинтересовался Хауэлл, выгадывая время, чтобы подумать.
— Очень плохо, — ответил священник. — Не понимаю, как она еще жива. Похоже, Лорна чего-то ждет. Но чего именно — мне не известно.
Хауэлл хотел спросить про О’Койненов, но сдержался.
— Мне не особенно нужна сейчас помощь духовника, — сказал он, — но меня очень интересует история этого края. Вы здесь давно живете?
— О, я вернулся сюда всего пятьдесят два года тому назад. А вообще мне восемьдесят один, — он посмотрел на Хауэлла с таким видом, словно ждал уверений, что он не выглядит на свои годы.
Хауэлл подумал, что священнику дашь все девяносто.
— О, вы выглядите гораздо моложе, святой отец, — сказал он.
Священник воспринял комплимент как нечто само собой разумеющееся.
— Да, в тысяча девятьсот двадцать третьем меня посвятили в духовный сан в Мейнуте, и я уплыл из Дублина на пароходе в Саванну, повторив путь моих предков.
— Ваших предков? — изумился Хауэлл. — Простите, но я…
— О, я родился здесь, в долине, — священник махнул рукой, указывая на озеро. — Как здесь красиво… и сейчас, и тогда было…
— Значит, вы вернулись в Ирландию и поступили там в семинарию?
— Да. На меня пал выбор, — священник кивнул на бутылку. — Можно?
— Конечно, святой отец, — Хауэлл потянулся к бренди, но священник опередил его и налил им обоим.
— На вас пал выбор? — переспросил Хауэлл.
— Да-да, я понимаю, что немного забегаю вперед, — усмехнулся отец Гарри. — Надо начать с самого начала, — он поудобнее устроился в кресле. — Видите ли, мои соотечественники впервые приехали сюда из Саванны в сороковых годах восемнадцатого века. Они работали тут на железных дорогах.
— Да, я слышал об этом, но краем уха.
— Ну, вот… не сразу, конечно, а постепенно ирландцы сбились в кучку, и некоторые из них взяли накопленные денежки и купили здесь землю. К ним присоединились другие — они приехали с бывшей родины — и к пятидесятым годам в долине уже существовала вполне преуспевающая крестьянская община — семей, наверное, сорок. И им нужен был священник. Тогда, как и сейчас, в этом уголке было не очень много католических церквей.
— Понимаю. И церковь прислала сюда священника, да?
— Нет, община была слишком маленькой, чтобы ей присылать священника. Поэтому один парень возвратился в Ирландию и поступил в семинарию. Ждать пришлось долго, но в конце концов в долине появился свой священник. Эта традиция была продолжена, и я оказался четвертым по счету.
— Стало быть, за это время община разрослась? — Хауэлл был уверен, что за век с четвертью из сорока ирландских семейств могла образоваться целая нация.
— Увы, нет, — печально вздохнул священник. — Вначале все складывалось вроде бы удачно, но затем что-то случилось. Почти все мужчины участвовали в гражданской войне и большинство из них погибло. Община долго не могла оправиться от этого удара. Потом, по-моему, в восемьдесят девятом году, в долине вспыхнула страшная эпидемия оспы.