У него раздулись ноздри.
– Я вырежу его сердце и заставлю самого же съесть.
Теперь он испугал ее.
«Настоящий ли он со мной или притворяется?»
– Что с тобой?
– Моя возлюбленная никак не образумится. Вот и все.
Она покачала головой. Инстинкты кричали, что он ошибается.
– Есть что-то еще. Ты … изменился.
– Я такой же, как всегда.
Но она знала лучше. Это был не тот мужчина, который завоевал и покорил ее сердце, и смог совершить то, на что никто другой так и не отважился.
– Тебя испортил твой дог?
Он усмехнулся.
– Я сильнее этого.
«У всех есть слабости. У всех».
– Откуда взялось твое высокомерие?
Она не понимала, как он мог так измениться.
– Правда – это не высокомерие.
Она с недоверием посмотрела на него.
– Кто ты?
– Я мужчина, которого ты любишь.
Слова ранили больней всего.
– Разве ты не тот мужчина, который любит меня?
– Конечно.
Она покачала головой.
– Нет, ты этого не сказал. Ты просто переиначил, как важнее для тебя. Ты заботишься лишь о себе.
– Я этого не говорил.
– Тебе и не нужно, – глаза застлало от горьких слез. – Слова выдали твои мысли.
Она попыталась уйти, но он крепко прижал ее к себе.
– Отпусти меня!
– Только когда ты научишься благоразумию.
«Научусь? Я не дитя, которое нуждается в уроках. Я взрослая женщина. Как он посмел такое сказать?!»
– Это не я изменилась. В твоем сердце поселилась тьма, которой раньше не было.
Он усмехнулся.
– Ты не ведаешь, о чем говоришь.
Но она знала, и от этой мысли разрывалось сердце.
Он наклонился. Его глаза были холодные и чужие.
– Если ты меня любишь, то скажешь ему. Неужели не достаточно того, что видел собственными глазами?
Она вырвала руку из его хватки.
– Я должна идти.
Он ничего больше не сказал, и она исчезала из виду. Неожиданно от него отделилась тень и подкралась сзади.
– Я же тебе говорил, женщины непостоянны, – зашептала тень ему на ухо. – В мире не существует мужчины, который смог бы хоть одну удовлетворять постоянно.
– Бабочка не такая. Она хорошая.
– А ты нет.
Это правда. Он воин, чья кожа была омыта кровью врагов бесчисленное количество раз. Он ни проявлял сострадания или терпения. От него этого и не ждали.
Как правая рука правителя он убил множество ни в чем неповинных людей. Такова его работа. Но сейчас, в мирное время, он потерял себя.
Однако все изменилось после встречи с Бабочкой. Она приручила его дикую сущность. Ему нравилось просто сидеть у очага и наблюдать за ее мягкими движениями. Он не до конца понимал почему, но рядом с нею он не испытывал желания браться за нож или копье.
Единственное чего он хотел – это сделать ее счастливой.
Эбигейл моргнула, и видение развеялось. И тут она поняла, что по-прежнему стоит перед стеной, а за спиной у нее Чу Ко Ла Та.
– Теперь ты знаешь, – спокойно сказал он.
Она растерянно обернулась и заглянула в добрые глаза.
– Знаю что?
– Кто ты на самом деле, и кто Джесс.
В сознании хлынуло еще больше образов, словно при коротком замыкании стробоскопа. Это сводило с ума. Картинки стремительно мелькали, сменяя одна другую, но все же Эбигейл отчетливо запомнила каждую.
– Я не понимаю.
Чу схватил ее за предплечья.
– Ты – Бабочка. Джесс – Бизон. Мир и война. Две половинки, которым предначертано стать единым целым.
Эбигейл покачала головой.
– Что ты курил?
– Разве ты не чувствуешь связи?
Очень странно, но она чувствовала треклятую связь. И это еще сильнее бесило и пугало.
Чу Ко Ла Та тяжело вздохнул поняв, что она все еще не готова к правде. Несколько столетий он прятал ее и ждал, найдет ли она способ снять проклятье. И все же она не освободилась.
«Какая жалость».
«Возможно в следующей жизни…»
– Иди.
Он указал на камень, лежавший в центре комнаты под скоплением мерцающих сталактитов.
В этом перерождении Бабочка очень сильна. Сильнее, чем когда-либо прежде. В ее глазах он видел огонь, которого ждал тысячелетиями.
Эбигейл переломила себя и пошла к плите. Тем не менее, покорность претила каждой частичке ее существа. Сжав зубы, она поднялась наверх и легла на холодную каменную плиту.
Чу Ко Ла Та начал петь, призывая священное дыхание, которое очистит их обоих.
Эбигейл слушала песню, а воображение рисовало образ Джесса. На лице расплылась улыбка, когда она вспомнила про секс в машине. Он так нежно к ней прикасался. Покрепче сжав карманные часы, она прижала их к животу.
– Чу Ко Ла Та?
Она не хотела прерывать церемонию, но ей нужно было кое-что сделать.
– Да?
– Когда я умру, ты можешь вернуть часы Джессу?
– Зачем?
Она провела подушечкой большого пальца по выгравированному орнаменту в виде завитков.
– Он их любит.
– А его счастье единственное, что имеет для тебя значение?
– Нет. Но я не хочу, чтобы Джесс о чем-то сожалел. Не обо мне.
Старец кивнул и вернулся к пению.
Сначала Эбигейл старалась проявить терпение, но песнопения всё затягивались, и это стало действовать на нервы.
«Почему он просто не может убить меня? Это часть пытки? Извращенец».
Когда Чу Ко Ла Та не прерываясь начал напевать следующую песню, Эбби послала хорошие манеры куда подальше.
– Чу? Нет, ну, правда? Неужели, в этом такая необходимость?
Он остановился на середине слова.
– Ты готова умереть?
«Ох … вот оно».
Она повернула голову и взглянула на него.
– А у меня есть другие варианты?
Как ни странно, он рассмеялся.
– Ты уже решила.
– Знаю. – Она сглотнула и закрыла глаза. – Я готова.
Она почувствовала, как Чу Ко Ла Та встал возле ее плеча. Услышала тихий скрежет металла по коже и поняла, что он достает нож. Собравшись с духом, она представила себя в объятиях Джесса.
Нет, на пляже. Немного трудно такое представить, ему ведь нельзя находиться при дневном свете на солнце, в противном случае он вспыхнет как свечка, но она любила пляж с детства. А так как у Аполлитов такие же проблемы с внезапным возгоранием, последний раз она была на побережье с мамой на своё четырехлетие.
«Но сейчас я там, и Джесс в сексапильных плавках.
Шучу! Это слишком смело даже для него. Возможно…
Голый. Голый, да. Зачем шмотки? Вот так мне нравится намного больше. Мы оба лежим в прибое как в любимом мамином фильме – «Отныне и вовеки веков».
– Ты не хочешь побороться со мной за свою жизнь?
«Держись за образ Джесса. Без одежды. На пляже. Голый».
– Ответь мне, Эбигейл. Ты хочешь жить?
– Конечно, хочу.
«Что за вопрос?»
– Тогда почему не нападаешь?
Эбигейл не ответила. Она должна держаться за образ Джесса, иначе будет бороться с Чу до последней капли крови.
– Почему не борешься?
Она открыла глаза и взглянула на Чу Ко Ла Та.
– Как ты не понимаешь? Я спасаю жизнь.
– Не понимаю. Ты делаешь это ради спасения мира?
Она покачала головой.
– Я делаю это ради Джесса.
– То есть ради него я могу перерезать тебе горло?
Он приставил нож к ее шее. Так близко, что она не могла сглотнуть не порезавшись. Все время она держала глаза открытыми.
«Выкуси. Если собираешься убить меня, то сделай это, глядя мне в глаза».
– Да.
Взгляд старца мгновенно смягчился, на лице медленно расплылась улыбка.
– А вот это правильный ответ.
Он убрал нож.
Пребывая в полном замешательстве, Эбигейл нахмурила лоб.
– Что ты делаешь?
– Ты принесла жертву. Вставай.
Она не могла понять, что вообще происходит.
– Я должна умереть. Разве нет?
– Не все жертвы касаются смерти, дитя. Как говорил Энапай, нет жертвы благороднее, чем открыть свое сердце чужому человеку и вложить в его руку кинжал, которым он должен убить тебя… Ты была готова умереть ради Джесса. Смело. Ты это доказала. Дух все увидел и остался доволен.