Он же не сделает этого, не так ли?
Но вся эта ситуация становится еще более ужасающей, когда я чувствую, как лезвие ходит взад и вперед по моему соску. Все, что я знаю, так это, как легко было бы ему надавить...и сколько боли будет от этого.
Я начинаю плакать.
Вы не знаете, как это унизительно плакать, когда твой рот и глаза закрыты.
Насколько унизительно слышать жалкий, сдавленный звук, достигающий ваших собственных ушей. Но это тоже самое, что признать поражение. Это вы или ваше тело признаете истинную безысходность положения.
Наконец он сдается.
Стоунхарт шикает.
- Милая Лилли,- говорит он, смахивая большим пальцем слезы с моей щеки. - Милая, милая Лилли. Шшш, шшш. Ну, ну. Не плачь. Обещаю, я не причиню тебе вреда.
Следующий звук, который я слышу, это как он расстегивает пояс.
Остаток ночи заглушен слабыми звуками моих рыданий.
Глава 2
На следующее утро, я просыпаюсь от ужасного, беспокойного сна.
Стоунхарт не просто трахал меня прошлой ночью. Он делал это бесчеловечно. Не было даже подобия доброты или сострадания, как той ночью, когда я провела в его кровати, всего день или два назад.
Это унизительно. Я была рада, что у меня была повязка на глазах. Не знаю, выжила бы я, если бы смотрела в его глаза.
Это был какой-то кошмарный сон. Я не могла пошевелиться. Я была полностью в его власти. Черт возьми, даже если бы я умерла, он бы не заметил.
Что напугало меня больше всего, так это то, как Стоунхарт использовал мое тело, как будто я просто пустой сосуд.
Нож делал все происходящее еще хуже. Он мог просто перерезать мне горло и покончить с этим.
- Я пометил тебя, как свою,- выдыхает он. - Но иногда мне хочется насладиться чем-то постоянным. Что думаешь об этом, Лилли? Что, если я высеку свои инициалы на тебе, прямо...здесь? - он нажимает ножом под моей левой грудью. - Было бы здорово? Шрам с моими инициалами Д.С, можешь себе представить? - он увеличивает давление ножа. - Я должен сделать это, Лилли-цветочек? Как думаешь?
К счастью, безумное мотание моей головы заставило его передумать.
- Позор тебе, - говорит он, убирая нож, - Но я обещаю, что не буду обижать тебя, если ты передумаешь. Как ты знаешь, - говорит он, вставая, - Я-человек слова.
Затем он ушел, но перед этим провел пальцами по моим волосам и дернул голову вверх, чтобы грубо поцеловать.
И конечно же, он разрезал веревки.
Я жду, когда он уйдет, и снимаю повязку с кляпом.
Я слишком слаба, чтобы сделать что-нибудь еще. Сворачиваюсь калачиком, укрываюсь одеялом и пытаюсь уснуть.
***
Солнце ярко светит. Я смотрю на большие, красивые, деревянные балки на потолке и думаю обо все камерах, что спрятаны здесь.
Они видели все, что происходило прошлой ночью.
Все, чего мне хочется, так это заползти в нору и умереть.
Какое-то время я просто лежу, размышляя о том, что стало с моей жизнью.
Все, над чем я так упорно работала, пропало из-за прихоти сумасшедшего. Независимость. Самодостаточность. Мое образование.
В конце концов, голод заставляет меня встать.
От того, что Стоунхарт жестко оттрахал меня, мне трудно ходить. Мышцы на ногах задеревенели из-за того положения, в котором я лежала прошлой ночью.
Спотыкаясь и прихрамывая, иду в душ и включаю настолько горячую воду, насколько это возможно. Вода жжет кожу, но я всё равно заставляю себя стоять под потоком.
Боль кипятка куда лучше, чем дискомфорт, который я ощущала прошлой ночью. На какое-то время я забываю, где нахожусь.
Через час или больше я выхожу. Кожа чувствительная и влажная. Мне нравятся эти ощущения.
Как зомби, я подхожу к шкафу. Одевшись, я подхожу к зеркалу и смотрю на себя. На лице и шее выступили красные волдыри.
Дерьмо.
На мгновение мне становится страшно от того, что я натворила с собой.
Не из-за себя, а потому что я помню об условиях Стоунхарта держать свое тело и внешность в порядке. Одно из его словестных правил гласило не причинять вреда своему телу, иначе он ограничит меня в пространстве для передвижения.
Что, если он действительно сделает это? От этого мне становится не по себе.
Мой желудок урчит, и я вспоминаю, для чего встала с кровати.
На пол секунды я думаю устроить голодовку, лишь бы установить хоть какую-то степень контроля над своей жизнью.
Но быстро забываю об этом.
Во-первых, это разозлит Стоунхарта. Во-вторых, это принесёт мне только больше страданий.
Я иду по коридору в главное здание.
У меня плохое настроение.
Вся моя мотивация исчезла.
Может Стоунхарт вытрахал все это из меня.
Это мысль звучит, как дурацкая шутка. Это не так. Это апатичная оценка моей ситуации.