Выбрать главу

Ольга Николаевна Михайлова

Возмездие

«Возрадуется праведник, когда увидит отмщение; омоет стопы свои в крови нечестивого».

Пс 57.11

«Пали твердыни Вавилона, ибо это — возмездие Господа; отмщайте ему, как он поступал, так и вы поступайте с ним».

Иеремия, 50, 15

«Non vosmetipsos defendentes, carissimi, sed date locum irФ.

Scriptum est enim: Mihi vindicta: ego retribuam, dicit Dominus».

Romans 12.19[1]

Пролог

Только вчера просил Альбино в молитве на повечерии: «Domine, mentibus nostris infunde…»[2], и вот, — о, зримая благодать неизреченная, сладость неизглаголанная, упоение высшего созерцания, чудо красы Божьей: раскрыл под окнами кельи его розовые бутоны миндаль. Альбино торопливо сбежал по ступеням в сад и спрятал лицо в цветы, вдыхая благовонный аромат как приветствие ангельское.

— А вот Боэций красу земную почитал мимолётной и полагал, что негоже монаху упиваться великолепием небес звёздных, восторгаться прелестью древес цветущих да прельщаться благолепием красоты женской, ибо сие суетно да и пагубно к тому же, — у овина появился брат Гауденций. Он нёс на плече хомут, явно направляясь на конюшню. В голосе его сквозила лукавая насмешка, и Альбино улыбнулся ему. — Тебе Онофрий передать велел, — приблизившись и воровато оглянувшись, тихо сообщил келарь, легко переходя от назидательного тона к задушевному, — сегодня он хочет открыть тот бочонок, что нашёл в старой крипте. После вечерни приходи через кладбище в винный подвал под донжоном и не забудь, седьмая ступень там провалена, руки от перил не отрывай.

Альбино кивнул, и келарь исчез в глубине монастырского сада. Молодой монах не обольщался оказанным ему предпочтением. Обладал он особливым, ему самому непонятным свойством: никогда не пьянел. Вино согревало душу, лишая порой устойчивости, но никогда не терял он в опьянении ни ума, ни памяти. Потому-то и поручалось ему заметать следы ночных возлияний келаря, наставника новициев и элемозинария, и не опасались братья, что сам он попадётся в подпитии отцу настоятелю. Что до дубового бочонка, содержимым которого его пригласили полакомиться, то явлено было сокровище сие перед Благовещением брату Онофрию из Пьянцы, решившему починить в своей келье лавчонку и забредшему в старую крипту за подходящей дощечкой. В одном из ответвлений коридорных им и был обретён под завалами досок искомый бочонок. По мнению брата, было настою, там хранящемуся, не меньше трёхсот лет, Альбино же полагал, что, скорее всего, его спрятали при прежнем настоятеле и лет содержимому не более тридцати.

Однако, спустившись после повечерия в подвал и застав братьев у открытого бочонка, Альбино подумал, что Онофрий прав: настой воистину разливал вокруг удивительное благоухание, аромат усладительный и дурманящий. Такого букета в Сант`Антимо отродясь не бывало.

— Запах чудный. По мне, там корневища дягиля, листья перечной мяты, верхушки стеблей горькой полыни, мелиссы и иссопа, нераспустившиеся почки цветов гвоздики, кора корицы и оболочки плодов муската. — Нос брата Септимия из Монтероны, наставника послушников, вытянулся над кружкой. Ноздри его зримо трепетали.

— Ну, мне и нос совать нечего, только и слышу, что вроде полынью и миндалём пахнет, — отмахнувшись, пробормотал брат-келарь, всегда готовый признать своё невежество во всем, кроме заготовки и сохранности монастырских припасов, — хотя чую, что много там чего намешено.

— А ты что скажешь, Альбино? — поинтересовался брат Онофрий.

— Мне кажется, — склонился тот над кружкой, — что там, кроме перечисленного братом Септимием, ещё цветочные корзинки горной арники и плоды кардамона.

Брат Септимий снова внимательно внюхался и задумчиво кивнул. Онофрий усмехнулся.

— Многое дано мальчишке, толк из него будет, — сказал он Септимию и Гауденцию, нисколько не смущаясь присутствием самого Альбино. — Разумен юный сей, как змий, а кроток и тих, как агнец.

— Да, — кивнул Септимий, — и рукописи разбирает, и языки ведомы ему. И к тому же — благодушен, а благодушие — сие камень философский, что мудрецы ищут да не находят, и превращает он всё, к чему ни прикоснётся, в золото.

Слова братьев смутили Альбино. Те, заметив это, перевели разговор на монастырские дела, посудачили о брате Теофиле из Сортеано, мистике глубоком. Брата постоянно посещали видения ангельские, пребывал он часами в экстазе мистическом — и что же? Не расслышал, что на прошлой неделе в девятом часу аббат, отец Алоизий, велел вырыть новую выгребную яму на заднем дворе, да в оную яму, встав по нужде за час до полуночницы, и провалился. Мистика мистикой, а уши-то на что?

вернуться

1

Не судитесь, возлюбленные, даже гневу места не давайте.

Ибо написано: Мне наказание, Я воздам, говорит Господь».

К римлянам 12.19.

вернуться

2

Господи, наши умы залить... (лат.)